Сергей Синякин - Фантастическая проза. Том 3. Поезд в один конец

Званцев выпрямился.

Охваченный неожиданной отвагой, он швырнул глиняный ком прямо в наглые желтоватые глаза. Существо шевельнулось, от движения его мощных плавников на спокойной поверхности воды появились пенистые водовороты. На миг загадочный обитатель пруда показал себя Званцеву во всей красе. Да, такому монстру сопротивляться было просто невозможно. Несомненно, это был допотопный ящер, каким-то чудом доживший до наших дней.

Рыбачить сразу расхотелось.

Званцев смотал удочки, подхватил садок и торопливо поднялся по глинистому склону наверх. Оказавшись наверху, он почувствовал себя в безопасности, однако не выдержал и оглянулся. Смутные очертания ящера проглядывались в зеленоватой воде. По волнению воды можно было догадаться, что ящер плывет к зеленому островку камышей, которые так понравились Званцеву, когда он спустился к воде.

Теперь зеленый островок казался Званцеву не таким уж живописным.

— Хороший улов, — похвалил Борис, когда Званцев вернулся. — Особенно сазанчик неплохой. Килограммов на восемь потянет. Уху вечером сварим. Ты где же рыбачил?

Званцев объяснил.

— Я же сказал — до последнего дома, — досадливо хмыкнул Борис. — Там маленький пруд есть, весь заросший, настоящий карась берет — медного цвета и горбатый. А тебя на экспериментальный пруд занесло. Как ты этого крокодила вытащил?

— Леска хорошая, — сказал Званцев. — Я думал, оборвется, когда его тащил. Ничего — выдержала.

— Оборвется? — Борис засмеялся. — Да эта леска, если хочешь знать, на разрыв до пятисот килограммов выдерживает! Я ее с бобины на катушку наматывал, а потом рубилом разрубал в мастерской Сельхозтехники. На лезвии зазубрины оставались!

— Японская? — вяло поинтересовался Званцев.

— Наша, клинская, — сказал брат. — Кремниево-вольфрамовый капрон. Он вообще-то на изготовление лески не идет. Его в качестве световодов на космических станциях используют. Но уникальная штука. Мне бобину инженер тамошний презентовал, когда я в командировку ездил. Теперь этой лесой полдеревни пользуется.

— Что же ты не сказал, что у вас угри водятся? — спросил Званцев, кивая на садок. — У меня поначалу все настроение пропало, когда я змеюку из воды потянул.

Борис захохотал.

— Напугался, вулканолог? Только почему — водится? Выращиваем. Деликатесная рыбка, мы ее в Англию поставляем, во Францию, да и итальянцы последнее время живой интерес проявляют.

— Кстати, насчет крокодилов… Монстров тоже выращиваете? — спросил Званцев. — Я сегодня одного видел. Можно сказать, в глаза друг другу посмотрели.

— Где? — удивился Борис. — Ах этот… Курсовая работа ребят из Воронежского института прикладной генетики. Попросили, чтобы у нас пожил. А нам что — жалко? Рыбы полно, не объест, правда, сети иногда рвет. И не монстр это никакой, самый настоящий ихтиозавр, копия того, что в прежние времена обитал.

— Это невозможно, — машинально возразил Званцев. — Ихтиозавры давно вымерли.

— Я тоже так думал, — согласился брат. — Понимаешь, Санька, они мне объяснили, что есть генетический закон: зародыш в какой-то мере повторяет развитие тех форм, из которых исторически сложился данный вид. И вот можно выделить гены, которые отвечают за ту или иную форму. А получить уже необходимый вид значительно проще. Между прочим, они утверждают, что мясо ихтиозавтра по вкусу не уступает осетровому и даже превосходит его. Предлагали промышленное разведение ихтиозавров. Мы отказались. Слишком много рыбы жрет. Одного-то еще пруд прокормит. Вот если бы где-нибудь в океане… — он мечтательно прищурился.

— Интересно, из какого современного вида они выделили необходимые гены?

— Не знаю, кажется, потомков ихтиозавров надо искать среди пресмыкающихся, — сказал Борис. — Вообще, это современная научная шпана. О них даже в центральной прессе материал был. Наверное, ты помнишь, фельетончик назывался «Крылья над Кремлем». Они тогда двух птеродактилей у кремлевских башен выпустили, две недели этих птичек ловили, и поймать не могли. А студенты заявили, что всего лишь хотели привлечь внимание к своей работе. Мы тут, значит, ерундой занимаемся, и только они делом. А мы, между прочим, тоже решаем важную задачу: обеспечить население качественным продуктом питания. Наших коровок половина Африки закупает. А как же — при минимальном рационе обеспечивается максимальный суточный привес.

Стены домика задрожали, послышались тяжелые шаги, и в окне появилась голова робота Митрошки.

— Званцев, — позвал Митрошка. — Званцев, ты здесь?

И, увидев человека, Митрошка радостно заявил:

— Все решено, Званцев, — иду в пастухи! И не отговаривай меня. Только представь: зеленый луг, на нем разноцветные коровы, солнышко, лягушки где-то квакают, стрекозы летают, подзарядка в течение всего дня, а ты предаешься размышлениям! А ведь мне, Званцев, есть о чем подумать. Мне надо многое переосмыслить. И вообще, я книгу решил писать!

— Странный запах, — сказал Званцев, ни к кому не обращаясь.

Митрошка опустил взгляд и некоторое время внимательно разглядывал нижние манипуляторы.

— Так это коровы! — радостно сказал он. — Они ведь не только едят. Где-то я не уберегся. Нет, Званцев, решено — в пастухи!

— Правильное решение, — сказал Званцев. — Буколики и Виргинии, так кажется? Вернемся к патриархальному быту. Ты-то здесь при чем? Ты деревни не знаешь, тебя на Звенигородском заводе техноморфов собирали. А позитронный мозг вообще из Казани. Ты коров как в стадо собирал сегодня? За хвосты стаскивал?

— Я сразу отказался от этого ошибочного решения, — быстро сказал Митрошка.

— Значит, первоначально стаскивал, — задумчиво сказал человек и неторопливо выпил стакан холодного молока. Разумеется, оно не шло ни в какое сравнение с заводским, пакетированным. Нет, в чем-то Митрошка был прав, в деревенской жизни были свои прелести.

— Сельскохозяйственной генетикой займусь, — сказал Митрошка. — Такие возможности открываются. Тому, кто вас, дармоедов, накормит, памятники на всех континентах поставят!

— Видишь, братишка, — наставительно сказал Борис. — Простая железка, и та больше тебя понимает!

— Он ведь и обидеться может, — тихо отозвался Званцев. — Это же не просто робот, это — техноморф. Ты уж мне поверь, свободное программирование мало чем отличается от воспитания ребенка.

— С вами, людьми, серьезно разговаривать невозможно, — заметил Митрошка. — Пойду с Домом радостью поделюсь.

Люди остались одни.

— Странно, — сказал Борис. — Это же все-таки машина. А ты разговариваешь с ним, как с человеком.

Званцев рассказал ему о свободном программировании, об опыте кодировки действительности в тех объемах, которые сам знал и понимал.