Сергей Синякин - Фантастическая проза. Том 2. Младенцы Медника

— Что-нибудь пропало? — спросил Нечаев.

Один из понятых оглядел комнату.

— Ноутбука нет, — сказал он. — И вот здесь, — он показал на тумбочку, — маленький телевизор «Сони» стоял.

— Вы бы поквартирный опрос людей провели, — с видимым упреком сказал следователь. Помнил, щенок, еще курс криминалистики, который ему в следственной школе преподавали! Тут следователь не удержался и брякнул совсем уж несуразное: — Есть же методики, в вестниках следственной практики…

Яйца начинали учить курицу, а Нечаев этого очень не любил. У него и в криминальной милиции начальников хватало. Может, где-то в учебниках и написано, что ходом расследования руководит следователь, наверное, это даже правильно. Только следователь должен быть не желторотым птенцом, а матерой птицей.

— Ты пиши, сынок, пиши, — отечески посоветовал Нечаев, с удовольствием глядя, как наливаются багрянцем оттопыренные уши полномочного представителя прокуратуры. — Как говорил вождь мирового пролетариата — дело молодых учиться, учиться и еще раз учиться.

Понятые были в годах, поэтому они заулыбались, понимающе глядя на сыщика. Краишев неопределенно хрюкнул и принялся стаскивать тонкие перчатки из белой резины, видом и цветом напоминающие пятиствольные презервативы. Осмотр он уже закончил, и перчатки ему были без нужды.

Начальство с обеих сторон уехало около часа назад, оставив следователя и оперативников заниматься рутинной работой. Молодой следователь мог и не знать, что поквартирный обход с целью выявления свидетелей преступления уже проводится и именно в соответствии с рекомендациями, который предлагался в очередных вестниках следственной практики. Слава богу, спецбиблиотеки и в милиции есть, мы эти выпуски тоже почитываем, не отстаем от веяний времени. Что есть новое? Новое — это хорошо забытое старое. Поэтому предложения какого-нибудь свежеиспеченного кандидата наук есть откровение только для него самого, а работники со стажем прекрасно знают, откуда кандидат свои методики слизал.

— Я вам больше не нужен? — вежливо поинтересовался эксперт. — Тогда закиньте меня в морг. У меня сегодня еще два вскрытия.

— Конечно, конечно, — отозвался Нечаев. — Пойду, машину посмотрю.

В коридоре у искалеченного окна с мутным грязным стеклом курили Примус с Авиловым. Увидев выходящего из квартиры Нечаева, оперативники, не сговариваясь, бросили бычки в угол.

— Тишина, — ответил на немой вопрос Примус. — Никто, как водится, ничего… Конфликтов видимых не имел, жил обособленно, с соседями отношений не поддерживал, так, если поздороваться при встрече. Гулянок в квартире не устраивал, людьми характеризуется положительно, серьезный мужик, весь в науке.

— Жена, дети? — мрачно поинтересовался Нечаев, с тоской разглядывая выбритый до блеска череп Примуса. Кто его так в отделе назвал и за что уже никто не помнил. А гляди ж ты, прижилась кличка, никто уже старшего оперуполномоченного Николая Евграфова иначе и не называл.

— Не был он женат, — сказал Примус. — Слуга царю, отец солдатам.

— Ладно, — сказал Нечаев. — Ты, Николай, сходи посмотри машину. Надо Краишева домой отправить. Ему еще сегодня наших клиентов потрошить. А ты, Леша, иди в квартиру. Следаку помощь по возможности окажешь. И повежливее там, не хами, он хоть и зеленый еще, но ведь с прокуратуры, гордость впереди него бежит.

— А ты? — спросил Примус.

— А я самое трудное на себя возьму, — лицемерно вздохнул Нечаев. — Пойду пивка попью, пока этот клоун пишет.

Вот живешь и не знаешь, что за бедствие на тебя обрушится. Вчера еще ты что-то планировал, прикидывал, как будешь щурят из речки на спиннинг таскать да вечером уху из котла под водочку вместе с друзьями хлебать, а утром тебя выдергивает дежурный и гонит на труп, и ты начинаешь потихонечку понимать, что мечты, они потому мечтами и называются, что несбыточны. Не будет у тебя рыбалки и сплава на резиновых лодках по великой русской реке мимо станиц, где проживают казаки и казачки, не будет ночного чая и анекдотов до полуночи. Ничего не будет кроме надоевшего кабинета со старой мебелью, а еще придется рысачить по жарким душным городским улицам в поисках неизвестного идиота, который прирезал талантливого или подающего надежды российского ученого. Дело это казалось Нечаеву гнилым, перспектив раскрытия этого дурацкого убийства пока не предвиделось, а это в свою очередь обещало очередные разносы начальства и укоризненные взгляды, по которым хорошо видно, что начальство тебя считает за дурака, только вслух об этом не говорит, бережет тебя от негативных эмоций.

Пиво он все-таки попил, только удовольствия от этого не получил. Ну что за удовольствие давиться пусть и холодным пивом у киоска? Посидеть бы сейчас на бережку, неторопливо, под сушеную рыбку. На худой конец и соленые сухарики сойдут.

Мыслей от этого не прибавилось.

Через полчаса он вернулся в квартиру.

Труп уже увезли в морг, следователь заканчивал писать протокол осмотра места происшествия, а Авилов, присев на корточки, уныло рылся в книгах и журналах, уложенных в стопки у стены. Пустое занятие, но чем черт не шутит. Был в жизни Нечаева случай, когда убийство было раскрыто по торопливой записи на обложке одной из книг, что имелись в доме. А всего в том доме — страшно сказать! — было три книги.

— Заканчиваем? — спросил Нечаев.

Следователь глянул на него и еще торопливее принялся заполнять фирменный бланк с зеленой полоской, означавшей принадлежность к прокуратуре.

— Что-нибудь нашел? — спросил Нечаев оперуполномоченного. Тот, не поднимая головы, отрицательно мотнул головой.

— Будем работать, — со вздохом заключил Нечаев и повернулся к следователю. — Результаты поквартирного обхода мы вам сообщим рапортом. Но, вкратце говоря, никто ничего не видел, подозреваемых нет, и вообще… — он неопределенно пошевелил пальцами и грустно закончил: — Глухарь не глухарь, а где-то рядышком.

Он присел на корточки рядом с Авиловым, взял в руки верхний журнал, который назывался просто и вместе с тем загадочно — «Вопросы гистологии», невнимательно перелистал его и спросил:

— Примус где?

— Он в соседний подъезд пошел, — сказал Авилов. — Там еще одна семья с дачи приехала.

— А сколько у нас еще неохваченных? — спросил Нечаев и бросил журнал в общую кучу.

Авилов развернул листок.

— Шесть квартир в крайнем подъезде, — посчитал он, — четыре в среднем. И здесь в двух квартирах никого не было. Значит, осталось еще двенадцать квартир.

Нет, особого результата от опроса жильцов этих квартир ждать не стоило. Уж если соседи ничего путного сказать не могли, то в других подъездах этого самого Медника, наверное, и в лицо не знали. Такова уж нынешняя жизнь в городе — утром люди бегут на работу, к ночи с нее возвращаются, а выходные дни вкалывают на даче или обживают семейный диван. Общаться с соседями некогда. В таких условиях и липатовский Анискин затосковал бы. Нет информации, а если ее нет, то и преступление раскрывать намного тяжелее. Особенно если потерпевший сказать ничего уже не может.