Сергей Синякин - Фантастическая проза. Том 1. Монах на краю Земли

— Nu, sdrawstwui, Wanj! So swidaniem, dorogoi moi!

Они обнялись. Многие бы не пожалели золота, чтобы посмотреть, как прокуратор Иудеи обнимается с простым караванщиком и, быть может, даже персидским шпионом. Наместнику Вителию это не понравилось бы, тут и сомневаться не приходилось. Стычки из-за акведука, римских знамен, в которых Вителий без раздумий становился на сторону Синедриона, к улучшению отношений между двумя властителями не вели, тем более что Пилат был вынужден подчиняться занимающему более высокую ступень наместнику. Но, слава Юпитеру, шпионов поблизости не было, об этом прокуратор предусмотрительно позаботился заранее. Власть его давала такие возможности.

Гость и хозяин присели за столик. Сафоний взял грушу, повертел ее в руке и положил обратно в вазу.

— Bogato djwesch, — сказал он.

— Забудь, — сказал, досадливо морщась, Понтий Пилат. — Говори по-латыни. Услышат незнакомый язык, обоих шпионами сочтут. Здесь головы запросто можно лишиться, сам понимаешь — империя!

— Осторожный ты, — усмехнулся Сафоний. — Чего ж своему Мардуку язык не укоротишь? Был я сегодня на его проповеди. Он ведь, подлец, совсем с ума спятил — про Нью-Йорк им вещать принялся, про метро тамошнее и стриптизы, резервации индейские позором заклеймил. Что ж ты к этим гаданиям спокойно относишься?

Прокуратор насупился. По сурово поджатым губам видно было, что вопрос прокуратору не понравился.

— А ты думаешь, мне здесь сладко живется? — спросил он. — Начальству дай, проверяющим из Рима дай, тайная служба опять же своего требует. На днях конквозитор [37] Воинская должность в римской армии, типа начальника отдела прокуратуры, который занимался самовольщиками и дезертирами. приезжал, военных дезертиров собирать, тоже расходы немалые…

Понтий Пилат посопел.

— Шустрый ты, Ваня, — сказал он. — Вени, види, вици. А мне жить надо. Иерусалим город незнакомый, а у меня, сам понимаешь, после пустыни лишь «макаров» с двумя обоймами остался, и тот прячу от соглядатаев. Увидят — в колдовстве обвинят!

— Так он с тобой доходами делится? — догадался Сафоний. — Доишь ты этого Мардука помаленьку? Как же так, Федя, ты ж всегда взяток стерегся.

Федор Борисович Дыряев, бывший подполковник советской милиции, давайте сейчас вспомним его имя и скажем, что это был именно он, тоскливо вздохнул:

— Умный ты! Тут иначе не выживешь. Я с Мардука беру, с меня Вителий берет. Ты думаешь, чего он меня подсиживает? Плачу мало, вот он и хочет заменить меня своим человеком.

Сафоний просветленно покивал.

— Вон оно что, — он налил себе вина, отпил глоток и сморщился. — Как ты эту мочу пьешь?

Порылся в принесенной сумке и достал небольшой пифос с тугой завинчивающейся крышечкой наверху.

— Будешь? Это тебе не кислятина кессарийская, это я у варваров выменял на наконечники для стрел. Не знаю, что это за штука, но слона свалить может. Градусов шестьдесят, ей-богу!

— Лучше уж Юпитером клянись, — мрачно предложил Пилат, осторожно принюхиваясь к содержимому чаши. Запах его удовлетворил, прокуратор опорожнил чашу и расплылся в улыбке. — Да это же… Где ж ты его достал, Вань… уважаемый Сафоний?

— Я же тебе уже объяснял, — сказал тот. — У варваров. Чистая samogonka, горит даже!

Они закусили.

— Кстати, — сказал Сафоний. — А почему — Мардук? Почему не Онгора, какая разница?

— Большая, — сказал Пилат. — Это тебе не Busuluzk, здесь арийско-ведические боги Египта не прокатят. Контингент, брат, не тот!

— Эх, — сказал Сафоний. — На трави душу. Ночами Дон вспоминаю.

Он покачал головой, прикрыл глаза и не пропел, пробормотал:

Всхлипнул, вытер лицо рукавом. По скулам каменные желваки заходили. Вспомнилась, видно, прокуратору Меловая, песчаные берега, родная беседка в саду и участковый Соловей, исполнявший на лету все желания начальства. Все мы не ценим достигнутого и жалеем о потерях. Казалось бы, чего еще Федору Борисовичу желать? Ну кто он был при советской власти и демократах? Начальником районной милиции, которого в областном управлении и за человека-то не считали. А в империи он кем стал? Кем он стал при божественном принцепсе? Прокуратором он стал целой области, пальцем пошевелит, и все исполнится. Да что пальцем?.. И это еще раз доказывает, что ежели в человеке живут административные таланты, то они себя в любом времени, при любой общественно-экономической формации проявят. Тому примеров достаточно. Вон Аркадий Голиков, успешно махавший шашкой во время российской гражданской войны, он ведь и в мирное время не потерялся. Известным писателем стал, детвора в нем души не чаяла, приключениями Тимура и его команды зачитывалась. И наоборот, скажем, внук его Егор Тимурович — в тяжелые тоталитарные времена партийным журналом заведовал, статьи про успешную поступь социализма печатал. Но и в демократические времена он ведь тоже не потерялся — до таких вершин поднялся, что и сказать-то страшно, а уж шашкой рубал направо и налево, похлеще, чем его легендарный дед. И надо сказать, куда более эффективно!

Но все-таки милы были Федору Борисовичу воспоминания о недостижимой и так несчастливо утраченной Родине.

Видя сумрачное настроение приятеля, прокуратор поторопился плеснуть в чаши варварского напитка.

Выпили еще. Настроение постепенно поднялось, и Сафоний уже с веселой усмешкой поглядывал на прокуратора.

— Ну ты и вырядился, — сказал он.

— С тоски, — сознался Понтий Пилат. — Булгакова вспомнил. Очень мне тогда его роман «Мастер и Маргарита» нравился. Как там у него? — прокуратор прикрыл глаза и по памяти процитировал: — «W belom plasche s krowawum podboem, scharkajuschei kawaleriiskoi pjhodkoi, rannim utrom chetyrnadzatogo chisla wesennego mesjza nisana w krytuju kolonnadu…» Ах, матерь туа! — выругался он. — Думалось ли, когда я «Мастера» читал, что сам буду за него в этой колоннаде сидеть и с тобой вот варварскую samogonku хлестать?!

Лицо прокуратора побагровело, сразу видно было — расстроился человек, аж давление у него поднялось.

— О многом тогда не думалось, — признал Сафоний. — Нечего нам было легионеров на Меловую тащить! Ладно, полкаш, проехали! Ты о других что-нибудь слышал?

— Знаю немного, — нехотя сказал прокуратор. — Ромул Луций при мне. Парнишка шебутной, но это у него скорее возрастное. А так верный, он мне моего Соловья чем-то напоминает. Помнишь участкового? Мастер был, на все руки мастер! Ну, я думаю, у Ромула пройдет все со временем, если на какой-нибудь войне не убьют. Гладышев с нашими денежками вроде в Грецию подался, учится у какого-то скульптора. Ладно, мы тоже теперь не нищие, пусть ему, паразиту, наши общие деньги на пользу пойдут! Говорят, заказы уже получал от римских патрициев. Сам знаешь, этот без мыла в задницу влезет. Он и в Бузулуцке трудился, местным не угнаться. Помнишь его Аллею Цезарей? Тут тоже развернется, дай срок. Может, те скульптуры, что в наше прежнее время со дня Черного понта поднимали, Степочка и ваял. Ну, про Онгору ты знаешь, он прорицает. И ведь как прорицает! Все в точку. А чего ему не прорицать, если он в Бузулуцке труды по истории Древнего Рима купил, чуть ли не самого Тита Ливия! Да «Иудейскую войну» Флавия ему в придачу навязали…