Инна Шаргородская - Лисы и львы

Земля, XXI век

Предновогодний Петербург встретил капитана Хиббита метелью.

И одновременно оттепелью, как частенько в этом славном городе и бывает. Стылый, бесноватый ветер в лицо, швыряющийся мокрым колючим снегом, под ногами скользкая слякотная каша, над головой вместо небес мрак кромешный… В общем, из дому человеку в здравом уме лучше не высовываться.

Хорошо, такси поймалось сразу, как только Кароль вскинул руку – прощаясь на самом деле с дальнобойщиком, который был так добр, что бесплатно доставил его сюда из некоего подмосковного городка. И мини-гостиница, куда отчаянно стремились измученные тело и душа капитана, никуда не делась за годы, прошедшие с тех пор, как он завел там полезное знакомство, и в ней даже нашелся свободный номер, который ему предоставили в кредит и без паспорта.

Ибо паспорта, как и лишних денег, у Кароля при себе не было – готовя отходные пути, он все же не рассчитывал пробыть в бегах всю оставшуюся жизнь. Да и не следовало в условиях жесткой конспирации пускать в ход настоящие документы, а на обзаведение фальшивками не имелось ни сил, ни времени. Поэтому и до Питера пришлось добираться автостопом, а не самолетом или поездом, где можно было бы хоть чуточку отдохнуть. Телепортироваться он не хотел, да и вообще добровольно отказался из соображений все той же конспирации от всех магических действий, едва успев ступить на землю Земли… тьфу, каламбуров ему только не хватало, прости Господи!.. За сутки, прошедшие с того мгновения, как он покинул Ниамею, Кароль вымотался так, что готов был, когда очутился наконец в родном городе, плюнуть даже на конспирацию – ему ли, недоучке, тягаться, черт возьми, с монтальватцами?

И все-таки расслабиться он себе позволил только в гостинице.

В одних мирах, которые ему случилось проскочить по дороге за эти сутки, был день, в других стояла ночь. В Питере к моменту его прибытия оказалось раннее утро, но на это капитану уж точно было наплевать. Едва добравшись до постели в номере, он рухнул на нее, стащив с себя только куртку и ботинки. Короткий зимний день проспал как в яму провалившись, пустую и черную.

Проснувшись же, вспомнил вдруг, что сам, сам принес проклятую кочергу из фургона… держал в руках универсус практически весь вечер!.. и так бездарно упустил под конец…

Настроение от этого у него, само собой, не улучшилось.

За окном по-прежнему стояла мгла, и на душе было так паршиво, что раздражало все – в особенности праздничное убранство гостиницы. Эти, провались они, гирлянды, елки, фонарики…

Попасть к Новому году домой и встретить его в кругу семьи Кароль уже и не надеялся. И ему чертовски хотелось с кем-нибудь поцапаться, чтобы сорвать злость – на собственное невеликое уменье, на гадину-судьбу, подложившую столь грандиозную свинью, на угрюмую тьму за окном, мерзкое ненастье и полное непонимание того, что же теперь делать.

Впрочем, первый шаг был достаточно очевиден.

Узнать нынешний адрес Идали, с которым Кароль не виделся десять лет – не считая последних шести дней в Нибуре! – и который наверняка не раз поменял за это время место жительства.

Помочь капитану в сем нелегком деле мог один-единственный человек. Средний из братьев Хиббитов, Юргенс. Ибо из всех, кого еще знал Кароль в своем родном городе, только он и входил свободно в дом к знаменитому черному магистру, чье имя в совершенно разных кругах произносилось с одинаково уважительной опаской.

На конспирацию по-прежнему хотелось плюнуть, но осторожность – врожденная вкупе с благоприобретенной – снова победила. Она заставила капитана покинуть светлый и уютный гостиничный номер, откуда вполне можно было позвонить Юргенсу, и отправиться на поиски уличного таксофона.

Повезло – брат, ведущий исключительно ночной образ жизни, проснуться уже успел, но работой еще не занялся. Он слегка удивился неожиданному звонку Кароля, но сказал, что будет рад его видеть.

И, напомнив себе о необходимости разжиться у Юргенса, помимо адреса, еще и наличными деньгами, Кароль замахал рукой, подзывая проезжавшее мимо такси.

На тридцать девятом году жизни он научился наконец пить коньяк.

Все познается в сравнении, как известно, особенно в непосредственном. Из чего только ни случалось ему прежде принимать любимый напиток – от горлышка фляги (при отсутствии всякой посуды) до жестяных кружек, – но, пригубив из пузатенького бокала сразу вслед за опрокидыванием мелкой рюмочки, Кароль впервые в жизни, кажется, сумел оценить разницу. И решил, что никаких более мелких рюмочек не потерпит.

Дело было в мире и городе, названия которых не имеют значения – так, всего лишь одна из коротких остановок на долгом пути, когда он в очередной раз, путая следы, сменил костюмчик и внешность. И забежал в первый попавшийся кабак подкрепить угасающие силы. Там-то, без особого аппетита жуя что-то вроде лангета и запивая его коньяком, он и стал свидетелем небольшого скандальчика – другой посетитель возмутился безграмотной сервировкой стола и потребовал подать коньячный бокал. Настойчивость его посеяла смутные сомнения в мятущейся душе капитана Хиббита, и, последовав примеру разборчивого посетителя, он попросил заменить и свою рюмку.

Тут-то разница и сделалась очевидной…

Слово, данное самому себе, тоже слово. Поэтому, презрительно отмахнувшись от хрустальных стопок, выставленных на стол Юргенсом, Кароль собственноручно отыскал в серванте подходящие бокалы, придирчиво рассмотрел их на свет и зашагал в сторону кухни.

– Ты куда? – удивился Юргенс.

– Мыть, – коротко ответствовал капитан.

– Они же чистые!

– Кому как, – проворчал на ходу Кароль. – Стекло вообще-то должно сверкать.

– Я не виноват, – сказал вслед Юргенс. – Мое почему-то тусклое. Бракованное, видать, попалось.

– А хочешь, фокус покажу? – отозвался Кароль уже из кухни. И через минуту вынес оттуда в растопыренных пальцах бокалы, которые и впрямь сверкали.

– Чудо! – с преувеличенным восхищением воскликнул Юргенс. – Магия, небось?

– Полотенце, – вздохнул Кароль. – Открою тебе страшный секрет – посуду после мытья надо вытирать, а не просто ставить в сушилку. Тогда она и будет блестеть.

– Век живи, век учись, – сказал смешливо Юргенс. – Надеюсь, запомню… Ну давай, садись уже, хватит мельтешить. Рассказывай, что стряслось. Тебе в кои-то веки понадобилась моя помощь?

Кароль, разливая по бокалам коньяк, метнул на него быстрый взгляд. Криво усмехнулся.

– Это так заметно?

– Да на тебе лица нету, братец. На себя не похож… Что-то серьезное?