Сергей Синякин - Ветеран Армагеддона [сборник]

В доме молчали.

— Вот, скажем, арабы и римляне Александрийскую библиотеку сожгли, — продолжал развивать успех Скрябин. — И кому от этого хорошо стало? Арабы в отсталый народ превратились, терроризмом весь мир запугали, а римляне вообще в итальянцев выродились. Разве это хорошо, Денис?

— Чего уж хорошего, — уныло согласился засевший в избе библиофил.

— Вот и я говорю, о потомках нужно думать, коли мы на себе уже крест поставили. Они ведь не простят, потомки-то! Ты, Денис, прикинь, что они о нас писать в учебниках истории станут!

— Да уж, напишут! — согласились из избы. — Жаль, что я учебники не составляю. Я бы точно написал!

— Ну вот, — радостно крикнул Скрябин. — Все понимаешь, только почему-то отказываешься. Это в тебе мелкособственнические интересы бушуют.

— Ладно, — после некоторого молчания сказал Завгородний. — Банкуй, твоя взяла! Только по уговору — я при библиотеке!

Не знал тогда Скрябин, что этим согласием вытягивает себе счастливый билетик. Впрочем, что мы знаем о случайностях? Если верить философам, случайность — есть проявление и дополнение необходимости. А проще говоря, случайность — эта такая вещь, которая компенсирует человеческие удачи и неудачи, не давая тем самым погрузиться в черную меланхолию или, напротив, чтобы не прослыть жизнерадостным идиотом.

— Пристрелить бы его, гада! — помечтал Белов, сдвигая фуражку на затылок. Фуражка была, конечно, милицейской, только окрашена вручную в казачьи цвета. — Сколько времени отнял, паразит. Мы бы уже к Коньшино подъезжали!

— И думать не моги! — строго сказал Скрябин.

Книг в избе и в самом деле оказалось много. Но энциклопедических изданий среди них почти не оказалось, все больше фантастика, причем зачастую на английском языке. Многие книги украшали дарственные надписи.

«Раритеты!» — подумал Скрябин.

Он уже ничему не удивлялся. А все почему? Да к этому времени Скрябин уже сам фантастику писал.

Ну, не совсем фантастику. Утопический роман.

С чего начинаются утопии? С восстановления истинных понятий о мире и обществе. А это всегда делает один-единственный человек, который не подозревает по невежеству своему, что истины устарели и вышли из моды. Потому и прием использует — фантастику. А что такое фантастика? Допущение в жизнь чего-то невозможного, ну хотя бы места, где жить хорошо, и где, к сожалению, нас никогда нет и, наверное, не будет.

Как месяц начнется, так он и пройдет.

Октябрь у Юрия Алексеевича начался неудачно — прямо в первых числах у него угнали машину, верную «Волгу», которую он предпочитал иномаркам. Не из-за патриотизма, а скорее, по привычке — эта машина сменила его памятную «двадцать первую», полученную от правительства в начале шестидесятых. Ту, у которой олень был на капоте, и которая верой и правдой послужила ему пятнадцать лет.

Милицейское начальство, заполонившее двор, с которого была угнана машина, подходило к нему с сочувственными словами, каждый норовил пожать руку.

— Найдете? — спросил Юрий Алексеевич.

Начальник уголовного розыска съежился, неловко пожал плечами и выразительно вздохнул. Смотрел он куда-то в сторону, и только по этому можно было понять — стараться, конечно, будут, но тут уж как повезет. Оперативное счастье похоже на футбольный мяч — круглое и в руки не дается, поэтому большинство его предпочитает шпынять ногами в расчете на то, что однажды им повезет.

К удивлению Юрия Алексеевича, на третий день машина стояла у подъезда.

Начальник уголовного розыска был усталым и вместе с тем торжественным, как член ЦК, только вот ключей от машины не вручил — угонщики их куда-то выбросили.

— Спасибо, — искренне сказал Юрий Алексеевич и пожал начальнику уголовного розыска влажную от волнения руку. — Не знаю, как вас и благодарить.

— Юрий Алексеевич, — сказал тот. — Это… Не хочу быть навязчивым, но тут ведь такой случай… Фотографию с автографом на память. А?

Фотографию он приготовил заранее, и ручку тоже. Облизывая губы, смотрел, как Юрий Алексеевич пробует ручку на листочке бумаги.

— Как вас зовут? — спросил Юрий Алексеевич.

— Юра, — почти по-детски представился начальник уголовного розыска. — Юрий Георгиевич Крылов.

Юрий Алексеевич склонился над фотографией. Расписываться было привычно, но сейчас, глядя на уставшего и счастливого парня, ему захотелось написать на фотографии что-то необычное, нестандартное, чтобы это фото действительно осталось памятью и дало возможность гордиться собой. У парня была нелегкая работа, это он понимал хорошо.

— Тяжело было машину найти, тезка? — спросил генерал.

— Побегали малость, — откровенно признался милиционер. — Но когда жулики узнали, у кого они машину угнали! Они вам хотели новенький «мерс» подогнать, но я через человечка им передал, что вы не возьмете.

— Правильно, — генерал решительно расписался под надписью и протянул фотографию собеседнику.

— Спасибо! — начальник уголовного розыска бережно спрятал фотографию в кожаную папку. Ему очень хотелось прочитать надпись, но он стеснялся и потому даже порозовел от напряжения и неловкости. — Спасибо, Юрий Алексеевич! — И искоса глянул на генеральский мундир, небрежно висящий на спинке стула, приставленного к столу, на котором белел корпусом компьютер.

— Это тебе спасибо, тезка, — сказал Юрий Алексеевич, — не ожидал, честно говоря, думал — уплыла машина с концами.

Вроде все было сказано, но что-то мешало им расстаться сразу.

— Скажите. Юра, — неожиданно для себя спросил Юрий Алексеевич, — а вам нравится такая жизнь. Ну, такая, как сейчас сложилась?

— Не нравится, — хмуро сказал начальник уголовного розыска. — Только что могу сделать? Приходится привыкать.

— Выпить хочешь? — переходя на «ты», спросил Юрий Алексеевич.

— Я на работе, — отказался оперативник. — Спасибо вам, Юрий Алексеевич, за все большое спасибо!

На правах хозяина Юрий Алексеевич проводил его до двери. Потом вернулся в комнату и долго в растерянности стоял у окна. Действительно, что тут поделаешь, приходится привыкать.

А все-таки неплохой парнишка. Из таких вот стеснительных трудяг вырастают настоящие люди. Как всегда, при виде хороших поступков других людей на душе у генерала стало легче.

На работу он вернулся на возвращенной машине. Все в салоне было прежним, но машина раздражала генерала — все теперь казалось чужим, наверное, такое чувство испытывает мужчина, оказавшись вновь в постели с предавшей его женщиной — все знакомо и уже другое. Не его.

Радиоприемник он не включал — не хотелось слушать хамоватых диджеев, свободно матерящихся в эфире, а тем более современные дебильные песни, от которых генерал ничего кроме раздражения не испытывал. Он вновь вспомнил стеснительного парня из уголовного розыска и ощутил благодарность к этим ребятам, которые, в сущности, работают за гроши, но делают полезное и нужное дело.