Андрей Столяров - Темные небеса

У Дафны однажды вырвалось, что это ужасно.

— Я не хочу, чтобы ты знал обо мне все. Женщина есть тайна, которую мужчина разгадывает всю жизнь. Извини за этот культурософский галлицизм: я все же б о льшую часть жизни провела во Франции. А если разгадывать будет нечего, женщина превращается в вещь — ее можно использовать, а потом отодвинуть куда-нибудь и забыть.

Я был с ней, в целом, согласен, с той лишь поправкой, что тайной, экзистенциальной загадкой является сам человек, и если аура тайны исчезнет, он действительно превратится в вещь, в безликий предмет, значение которого определяет его сугубо утилитарный функционал. Мы как люди, как носители разума существуем в данном статусе лишь потому, что не понимаем сами себя.

Однако пока это были чисто схоластические философемы. Сейчас же нам предстояло исследовать второй прикладной вопрос: мы с Дафной можем сканировать только друг друга или кого-то еще? После непродолжительного обсуждения решено было осторожно расширить эксперимент. На ближайшем «обобщающем семинаре», куда явились двадцать шесть человек, я, улучив минуту, когда разгорелась дискуссия, попытался осторожно войти в экстрасенсорный регистр. Результат был ошеломляющим. Почти в то же мгновение холодные, как у призрака, пальцы начали ощупывать и, точно ком пластилина, торопливо уминать мой мозг, а еще через мгновение сверкнула внутри него бледная вспышка, от которой я на пару секунд ослеп. Надеюсь, что внешне я ничем не выдал себя. Во всяком случае, в мою сторону никто вроде бы не поглядел, и до конца семинара я не ощущал на себе ни чьего повышенного внимания. Тем не менее стало ясно, что в сканнеров или эмпатов, как я предложил это назвать, трансформировались не только мы. Дафна, более склонная к логическому мышлению, тут же заметила, что здесь можно диагностировать присутствие сразу двух человек: первый, несомненно, сам попытался меня просканировать и, может быть, даже взять мое сознание под контроль, а второй, по-видимому, защищался, он поставил тот самый ментальный барьер, антивирус, уничтожающий несанкционированное проникновение. Одновременно она высказалапредположение, что такое, как у меня, безадресное включение не может локализовать ни донора, ни реципиента. Проще говоря, мы не можем установить ни того, кто вступил со мною в агрессивный контакт, ни того, кто этот контакт насильственно оборвал.

— Но есть в этом и позитивное следствие, — сказала Дафна. — Они, вероятно, тоже не смогли тебя локализовать.

И далее она сформулировала любопытную мысль: адресность в экстрасенсорных коммуникациях возникает либо при сознательном и обоюдном взаимодействии, именно что «лицом к лицу», когда контрагенты, оба, четко представляют себе, кто есть кто, либо (второй случай) спонтанно, при межгендерном резонансе, как это поначалу произошло у нас. Она даже добавила, что в латентном, неосознанном виде подобный контакт может возникать в состоянии влюбленности или любви, когда оба партнера, одновременно являясь и донорами, и реципиентами, способны воспринимать друг друга на б о льшую, чем обычно, когнитивную глубину. Рациональное зерно в этом было. Я тут же вспомнил, что некоторые восточные практики трансцендированиятребовали предельной эротической близости; считалось, что в кульминационном слиянии двух природных начал, инь и ян, женского и мужского, возникает новый субъект, способный выйти за границы земной реальности. Видимо, что-то такое люди интуитивно чувствовали уже давно.

В общем, попытки расширить эксперимент на других нам пришлось срочно прервать. Ни Дафна, ни я не хотели, чтобы о наших неожиданных способностях узнал кто-то еще. Мы отчетливо понимали, какая начнется вокруг этого свистопляска, с какой хищной яростью вцепятся в нас когти политиков и спецслужб. Ведь ментальное сканирование — это оружие, оно даст решающее превосходство тому, кто его первым освоит. Тем более что просвечивание своего сознания может обнаружить лишь собственно экстрасенс, а большинство людей, экстрасенсами не являющиеся, его даже не ощутят.

Единственный вывод, который мы в данном случае сформулировали: способностями к сканированию обладают не все наши эксперты. Или, точнее, не все эксперты эти способности в себе обнаружили. Человек ведь может и не подозревать, что он обладает каким-то даром, до тех пор пока этот дар, как правило неожиданно, не вспыхнет ярким огнем.

— Согласен? — спросила Дафна.

— Согласен, — ответил я.

Но что с этим выводом делать, было неясно.

Никаких результатов мы не достигли и при попытках просканировать Виллема. Собственно, когда на очередном раунде переговоров, заручившись поддержкой Дафны, которая обещала, что будет меня страховать, хотя трудно было понять, что она имела в виду, я с замиранием сердца «повернулся» внутри себя, чтобы открыть экстрасенсорный канал, то ничего в сущности не изменилось. Эмоционального сдвига не произошло. Ментальная картинка не изменилась ни на миллиметр. Все так же звучал размеренный голос Чака, задававший очередной, заранее разработанный и утвержденный вопрос, все так же всплывал в сознании размеренный, неопределенного женско-мужского тембра голос Виллема, дававший ответ, из которого нельзя было извлечь никакой информации. Видимо, дело здесь обстояло как с телевизором: если уж канал включен и настроен (а Виллем, напоминаю, использовал на переговорах именно экстрасенсорный канал), то вклиниться в него со стороны было практически невозможно. Обозначились и некоторые любопытные обертоны. Например, я в присутствии Виллема начал ощущать отчетливый горьковатый запах, для сравнения — как бы осенью, на аллее парка, от коробчатой пересохшей листвы. Проступал он, как только Виллем входил в Павильон, и исчезал, когда после окончания раунда закрывалась за ним дверь, ведущая в галерею. Дафна этого запаха не ощущала. Что он означал, было неясно. А кроме того, в паузах, когда та или иная сторона обдумывала ответ, я начал слышать слабенькие, как будто с километрового расстояния, но вполне различимые, реденькие щелчки, точно нарез а л время на дольки механический метроном или, скорей, звуковой детонатор отсчитывал истекающие секунды.

— Почему именно детонатор? — нервно интересовалась Дафна. — Откуда такая метафора?

— Не знаю, — так же нервно отвечал я. — Понятия не имею. Детонатор, и все.

Возможно, метафора эта выражала собой напряжение тех апокалипсических дней. Как раз на исходе июля служба безопасности, рывшая носом песок, арестовала четверых операторов центра связи — все арабы, граждане Саудовского королевства, им было предъявлено обвинение в передаче средствам массовой информации секретных сведений о Контакте. Это обрушилось на нас как гром с небес. За какие-то пять-шесть часов атмосфера тревоги и подозрений сгустилась до осязаемости. Каждый вдох, каждый взгляд, каждое самое невинное замечание давались с громадным трудом. Мы вдруг перестали доверять друг другу. Тем более что к вечеру следующего дня стало известно, что исчез наш Юсеф (иначе — профессор Халид): на семинар Лорда он не явился, гостиничный номер был пуст, на территории Центра его обнаружить не удалось. Вот это уже просто сшибало с ног. Что произошло с Юсефом: похищен, бежал, связан с арестованными связистами (ведь от кого-то они должны были получать информацию), как он сумел выбраться с территории Центра, а если не выбрался и скрывается, значит у него еще остались сообщники?