Нил Шустерман - Набат

Может ли статься, что альтернативное решение хуже самой проблемы?

И это еще одна причина прекратить думать об этом, вспомнить о своем решении никогда, никогда не лезть в эту тайну и держаться подальше от трижды проклятой двери.

— Из «посмертного» дневника серпа Майкла Фарадея, 1 июня Года Ибекса

Фарадею опротивел Кваджалейн. Он не хотел иметь с ним ничего общего. Он видел на горизонте очертания возводимых конструкций; на архипелаг каждую неделю прибывали суда с материалами и припасами; повсюду кипела работа — люди трудились как пчелки, чтобы превратить атолл в то, чем он не был. Что задумало Грозовое Облако? Чего ему надо от этого места?

Это он, Фарадей, нашел Кваджалейн. Это его триумфальное открытие. Грозовое Облако нагло увело добычу у него из-под носа. Хотя Фарадея обуревало любопытство, воли ему он не давал. Будучи серпом, он напрочь отказывался иметь хоть какое-нибудь дело с любым порождением Грозоблака.

Фарадей мог бы прогнать Облако с атолла — как-никак, он серп и стоит над законом, а значит, может требовать чего угодно, и Грозоблако обязано подчиниться. Он мог бы запретить Облаку приближаться к Кваджалейну на сто морских миль, и тому ничего бы не оставалось, как отступить на обозначенное расстояние, удалив с атолла все оборудование и строителей.

Но Фарадей решил не настаивать на своих правах. Он не изгнал Грозоблако.

Потому что в конечном итоге доверял его инстинктам больше, чем своим собственным.

Вместо этого он изгнал себя.

Атолл Кваджалейн насчитывал девяносто семь островов, пунктирным ободком очертивших подводный вулканический кратер. Уж на один-то из них Фарадей имел право! Он забросил свою первоначальную миссию и экспроприировал маленькую надувную лодку, прибывшую с первым кораблем, на которой и отправился к островку на дальнем краю атолла. Грозовое Облако проявило уважение к выбору серпа и оставило его в покое. Оно не стало вовлекать крохотный островок в свои планы.

Но это не касалось других островов.

Некоторые из них были очень малы — один человек едва поместится стоя, но на всех тех, что могли выдержать строительство, что-нибудь строилось.

Фарадей старался не обращать внимания на эту кипучую деятельность. Он соорудил себе лачужку с помощью инструментов, которые перед уходом позаимствовал со стройки. Его жилище было очень скромно, но большего ему и не требовалось. Он нашел тихое местечко, в котором собирался провести вечность. Да, вечность — или, во всяком случае, большой кусок вечности, потому что Фарадей дал себе зарок не прибегать к самопрополке, хотя соблазн был велик. Он поклялся жить по меньшей мере так же долго, как Годдард, пусть для того лишь, чтобы втайне ненавидеть его.

Будучи серпом, Фарадей нес перед миром определенную ответственность, но сложил ее с себя. Он не ощущал ни малейшей вины за нарушение первой заповеди серпов, гласящей: «Убий». Он всю жизнь следовал ей, и с него хватит. Зная Годдарда, Фарадей был уверен: тот усердно перевыполняет этот завет.

Было ли это ошибкой — удалиться от мира, который вызывал у него отвращение? Фарадей пробовал стать отшельником и раньше — в Плайя Пинтада на северном побережье Амазонии. Тогда его усталость от мира была еще не так остра. Он не возненавидел мир, а лишь невзлюбил его. Человеком, который вывел его из тогдашнего умиротворенного состояния, стала Цитра. Да, Цитра. И только посмотрите, куда ее завели храбрость и благие намерения! Сейчас недовольство Фарадея человечеством превратилось в лютую мизантропию. Какая может быть цель в жизни у серпа, испытывающего презрение к миру и всем, кто его населяет? Нет уж, на этот раз его не затащат обратно в эту заваруху. Мунира наверняка попытается, но у нее ничего не выйдет, и в конце концов она отступится.

Вот только она никак не отступалась, и Фарадею оставалось только надеяться, что когда-нибудь ей это все надоест. Мунира появлялась у него раз в неделю, приносила еду и воду, а также семена для посева. Но его лоскуток земли был слишком мал, а почва — сплошной камень, так что на более-менее приличный урожай рассчитывать не приходилось. Еще она приносила фрукты и другие лакомства, которым он, вообще-то, очень радовался, но — молча, втайне. Он никогда не благодарил ее. Ни за что. Фарадей надеялся, что его невежливость в конце концов оттолкнет Муниру, и она уедет обратно в Изравию. Александрийская библиотека — вот где ее родная стихия. Не надо было вырывать ее оттуда. Еще одна человеческая жизнь, которую он разрушил своим вмешательством.

Однажды Мунира притащила — вот это да! — большую упаковку артишоков.

— Они здесь не растут, — сказала она, — но, похоже, Грозоблако почувствовало, что им будут рады, и прислало с последним кораблем.

Мунира не догадывалась о том, что это был знаменательный момент. Момент, достойный занесения в анналы. Потому что Фарадей очень любил артишоки. А это означало, что их появление на острове — событие не случайное. Хотя Грозовое Облако не общалось с серпами, оно их, несомненно, хорошо знало. Оно знало Фарадея. И таким косвенным путем великий искусственный интеллект пытался дотянуться до него. Что ж, если это было чем-то вроде жеста доброй воли со стороны Облака, то оно пыталось подмазаться не к тому серпу. И все же Фарадей забрал у Муниры ящик с артишоками и другими съестными припасами.

— Съем, когда будет настроение, — пробурчал он.

Муниру его грубость не обижала. Никогда. Она заранее предполагала, что так будет. Даже рассчитывала на это. Что до ее жизни на главном острове Кваджалейна, то она мало чем отличалась от той, которую она вела до перехода на службу к Фарадею. Мунира уже тогда была отшельницей, хотя в Александрийской библиотеке ее со всех сторон окружали люди. Сейчас она одиноко жила в старом бункере на острове, где ее тоже со всех сторон окружали люди, и вступала в общение с ними только тогда, когда ей это было нужно. Она больше не могла читать дневники серпов, хранящиеся в каменных залах великой библиотеки, но недостатка в материалах для чтения тем не менее не испытывала. Она нашла здесь немало старых, рассыпающихся книг — наследие смертных, живших на островах до возникновения Грозового Облака и института серпов. Целые тома, вмещающие множество любопытных фактов и рассказов о людях, живших под гнетом возраста и неуклонно, каждодневно приближающейся смерти. Хрупкие страницы полнились мелодраматическими интригами, описанными с близорукой пылкостью. У современного человека все это вызывало только смех. В те давние времена люди верили, что любой их поступок имеет огромное значение, и пытались найти смысл жизни до того, как смерть неизбежно заберет и их самих, и всех тех, кого они знали и любили. Чрезвычайно увлекательное чтение! Правда, поначалу Мунире было трудновато поставить себя на место этих людей, но чем больше она читала, тем лучше понимала страхи и мечты смертных, муки, которые они испытывали, живя одним мгновением, несмотря на то, что только это у них и было — один миг.