Грег Иган - Город Перестановок

Только отключив связь, она сообразила, что так и не поняла, чего Дарэм от неё хочет. Настоящий фанатик «Автоверсума» — с определённой натяжкой такое можно было себе представить — мог бы поделиться деньгами ради возможности с ней сотрудничать; например, оплачивал бы компьютерное время, чтобы потом разделить честь дальнейших успехов. Какое‑то другое объяснение было сложно придумать.

Мария полночи провалялась без сна, прокручивая заново их короткий разговор и гадая, не упустила ли она что‑то очевидное и не столкнулась ли с мошенником. Незадолго до двух часов она встала, произвела быстрый поиск по «Автоверсум ревью» и ещё нескольким журналам, посвящённым клеточным автоматам. Нигде не удалось обнаружить никаких статей человека по фамилии Дарэм.

Около трёх Мария бросила пустые раздумья и умудрилась заставить себя заснуть. Ей приснилось, что она не спит и продолжает расстраиваться из‑за болезни матери, а потом понимает, что видит сон, и сердито бранит себя, потому что это свидетельство её любви — опять лишь иллюзия.

Ноябрь 2050 года

Томас ехал в лифте из офиса к себе домой. При жизни это была десятиминутная поездка на муниципальной электричке, а теперь, почти четыре субъективных месяца спустя, он попривык к более короткому пути. Сегодня он приступил к подъёму без лишних мыслей, наслаждаясь созерцанием дубовых панелей, и уже был почти убаюкан слабым гудением двигателя, как вдруг на полпути вверх без особой причины пережил мгновенное головокружение, словно элегантный гроб, в котором он находился, перешёл в свободное падение.

После возрождения Томас поначалу всё время переживал из‑за этого. Какие аспекты прошлого ему следует воспроизвести, чтобы сохранить нормальность, а какие отбросить честности ради. Окно с видом на город представлялось достаточно безвредным, но проходить и проезжать сквозь искусственно созданную толпу ему казалось гротескным, а когда несколько раз он всё‑таки попробовал, обнаружил, что это выводит его из равновесия. Слишком похоже на жизнь и на его мечту вновь когда-нибудь оказаться среди людей. Томас не сомневался, что со временем привык бы к иллюзии, но он этого не хотел. Когда, наконец, он сможет вселиться в управляемого робота, не уступающего утраченному телу, когда пройдётся по настоящим улицам и проедется в реальном поезде, — пусть остроту этого переживания не притупляют годы правдоподобных имитаций.

Томас не хотел заниматься самообманом, но, если не считать нежелания воспроизводить все детали телесной жизни до грани пародии, было довольно сложно определить, с чего начинается самообман. Он отверг идею, чтобы ближайшая дверь волшебным образом всегда открывалась именно туда, куда ему нужно попасть, а телепортироваться по щелчку пальцев ему вовсе не хотелось. Может, самым «честным» выбором было бы признать неограниченную пластичность виртуальной реальности и воспользоваться ею, но Томас нуждался в мире с постоянной структурой, а не в городе из сновидений, преображающемся по его малейшему капризу.

В конечном счёте он нашёл компромисс: Томас создал для своей версии Франкфурта специальную служебную географию или архитектуру. В этой альтернативной топологии здания в городе, между которыми он перемещался, считались составленными друг на друга, что позволяло соединить их все одной шахтой лифта. Дом Томаса, находившийся в «пригороде», начинался шестнадцатью этажами «выше» городского офиса; в промежутках находились залы заседаний, рестораны, галереи и музеи. Остановившись на этой организации пространства, владелец рассматривал её теперь как неизменную, и если вид из каждого помещения после прибытия туда резко противоречил взаиморасположению, то с парадоксом такого уровня Томас был способен ужиться.

Он вышел из лифта в большой холл на первом этаже своего дома. Это двухэтажное здание, окружённое скромным садом в десять гектаров, принадлежало только ему, в точности как и его прототип из реального мира со времени развода и до последних дней болезни, когда в дом въехал медицинский персонал. Поначалу Томас запустил роботов-уборщиков, бесполезно скользивших по коридорам, и роботов-садовников, подстригавших клумбы, полагая их частью архитектуры, как сточные трубы, решётки кондиционеров и прочие ныне бесполезные детали. Роботов он отменил после первой недели. Сточные трубы остались.

Головокружение прошло, но он всё же отправился в библиотеку и налил себе порцию из двух хрустальных графинов — бодрящая смесь Уверенности В Себе И Оптимизма. Одним-единственным словом он мог бы вызвать полноценную панель управления настроением — парящий призрак, всегда напоминавший пульт для микширования в студии звукозаписи, — и настроить параметры своего расположения духа таким образом, чтобы дальше не захотелось менять настройки. Но столь откровенно технологические метафоры его обескураживали. А вот меняющие настроение «снадобья» работали точно и без побочных эффектов, чего было бы невозможно добиться с помощью настоящей химии (можно было воспроизвести и действие реальных фармакологических препаратов, но едва ли в этом имелась необходимость). Естественнее казалось пропустить несколько глотков «спиртного» для укрепления духа, чем манипулировать с той же целью настройками на висящей в воздухе шеренге потенциометров.

Даже если конечный результат был в точности таким же.

Томас опустился в кресло, между тем как питьё начинало оказывать своё действие, — по его решению оно срабатывало постепенно: приятное тепло разливалось в животе, и лишь затем начинались тонкие манипуляции с самим мозгом, — и попытался осмыслить встречу с Полом Дарэмом.

Вы должны позволить мне показать, что вы такое на самом деле.

Рядом с креслом находился терминал. Томас нажал кнопку, и на экране появился один из его личных помощников, Ханс Лёр. Томас небрежно бросил:

— Разузнай, что сможешь, о моём посетителе, идёт?

— Слушаюсь, — тотчас отозвался Лёр.

Помощников у Томаса было шестеро, они посменно дежурили круглые сутки. Все — люди из плоти и крови, но настолько основательно оснащённые электроникой, что могли переключаться с обычной скорости психических процессов на замедленную и обратно по своей воле. Томас держал их на расстоянии и общался с ними только по терминалу; разница между посещением «во плоти» и «всего лишь изображением» на экране при внимательном рассмотрении не выдерживала критики, но на практике её можно было проводить в жизнь достаточно жёстко. Иногда Томас представлял, что его персонал трудится в Мюнхене или Берлине… «достаточно далеко», чтобы «объяснять» тот факт, что он никогда не встречался с ними лично. И в то же время «достаточно близко», чтобы придать некий метафорический смысл их способности выступать посредниками в отношениях с внешним миром. Он не дал себе труда выяснить их истинное местопребывание — на тот случай, если факты вступят в противоречие с этим удобным мысленным образом.