Ларри Нивен - Молот Люцифера [litres]

После нескольких часов Безудержного Потребления встречаемся вечером в Центральном парке, чтобы повыть на Луну.

ВКЛЮЧАЙТЕ ВСЕ! ШТЕПСЕЛИ – В РОЗЕТКИ!

ВЫРУБАЙТЕ ЭЛЕКТРОСЕТЬ!

Больницы и подобные им учреждения настоящим предупреждаются, что им следует принять необходимые меры предосторожности.

В ясный день видимость была превосходной. Отсюда, с верхнего этажа административного здания ядерного комплекса «Сан-Хоакин», главному инженеру Барри Прайсу открывался отличный вид на гигантское ромбовидное блюдце – бывшее внутреннее море, а ныне – калифорнийский аграрный центр. Долина Сан-Хоакин тянулась на двести миль к северу от Барри и на пятьдесят – к югу. На пологом двадцатифутовом холме, который являлся самой высокой точкой на совершенно плоской равнине, возвышался незаконченный ядерный комплекс.

Даже в столь ранний час здесь кипела работа. Строительные бригады трудились в три смены, вкалывали по ночам, по субботам и воскресеньям и, будь на то воля Барри Прайса, выкладывались бы и на Рождество, и на Новый год. Совсем недавно они закончили реактор номер один и создали неплохой задел для второго, другие начали рыть котлованы для третьего и четвертого… а толку никакого. Номер два закончен, но законники не разрешают запустить его.

Письменный стол был завален бумагами. Волосы Прайс стриг очень коротко, тонкие усики щеголевато топорщились. Одевался он в то, что его бывшая жена называла «инженерной униформой»: брюки «защитного» оттенка, рубаха с погончиками цвета хаки, ветровка, тоже с погончиками и опять же цвета хаки, на поясе болтается микрокалькулятор (когда шевелюра Барри была еще темной, данное правило выполнялось не всегда), в нагрудных кармашках – карандаши. А в специальном кармане куртки – неизменный блокнот. Когда приходилось (теперь уже чаще) присутствовать на судебных заседаниях или устраивать осмотр объектов для мэра Лос-Анджелеса и его советников по энергетике и охране окружающей среды, давать показания перед Конгрессом, Комиссией по ядерной регламентации или законодательным собранием штата, Прайс неохотно напяливал серый фланелевый костюм и повязывал галстук. Но, возвратившись в родные пенаты, он с удовольствием облачался в полевое «обмундирование» – и будь он проклят, если станет переодеваться ради посетителей.

Кофейная чашка опустела: исчез последний предлог.

Барри включил интерком:

– Долорес, я готов принять пожарников.

– Их еще нет, – произнес женский голос.

Передышка. Краткая. Прайс с отвращением занялся бумагами.

«Я инженер, черт возьми. Если бы я хотел тратить свободное время на официальную волокиту или на суды, то стал бы юристом. Или маньяком-убийцей», – мрачно думал он.

Он уже жалел, что взялся за эту работу. Он отличный специалист по энергетике. Доказательством служило то, что он стал самым молодым главным инженером Пенсильванского завода Эдисона. И заставил Милфордовский ядерный комплекс функционировать с максимальной эффективностью и при рекордном для страны уровне безопасности. Правда, Барри стремился получить нынешнюю должность. Он хотел, чтобы ему поручили «Сан-Хоакин» и мечтал лично запустить его – четыре тысячи мегаватт чистой электроэнергии, когда проект будет завершен. Но ему пришлось давать постоянные объяснения, а не строить и запускать. Он умел обращаться с техникой и знал, как держать себя со строителями, монтажниками силовых линий и электриками. Его энтузиазм относительно всего, связанного с ядерной энергетикой, передавался тем, с кем он общался.

«И что в итоге? Теперь я заделался бюрократом», – посетовал он.

Вошла Долорес с самыми важными и срочными документами, требовавшими ответа. Все они относились к пиару и исходили от достаточно высокопоставленных людей, чтобы отрывать от работы главного инженера.

Барри взглянул на кипу бумаг и памятных записок, положенных Долорес в ячейку для входящей документации.

– Смотри-ка, сколько дряни, – пробурчал он. – И ведь каждая бумажка здесь – от политиков.

Долорес подмигнула.

– Бастрадам нон уступатур.

Барри подмигнул в ответ.

– Это не так-то просто. Пообедаем?

– Конечно.

В ее быстрой улыбке промелькнуло недвусмысленное обещание. Барри охватило возбуждение. Надо же, а Прайс спит со своей секретаршей!

«Полагаю, – подумал он, – если бы об интрижке прознали в департаменте, они бы ее не одобрили. Ну и наплевать».

Внезапно он понял, что наступила тишина: здание должно было гудеть от слабой вибрации турбин – ощущение, порождаемое мегаваттами, вливающимися в сеть, питающими Лос-Анджелес и его промышленность – но ничего такого не было. Внизу прямоугольного здания размещались турбины: замечательные машины, венец человеческой изобретательности, чудо инженерии, весящее сотни тонн и сбалансированное до микрограммов, способное вращаться с фантастической скоростью без намека на вибрацию…

Почему люди никак не могут осознать этого? Почему не всем дано понять красоту машин? Их великолепие?

– Выше нас работают бригады, – сказала Долорес, читая его мысли. – Может, нам позволят закончить.

– Вот так новость! – воскликнул Барри. – Нет, пожалуй, не надо. Чем меньше о нас сообщают, тем лучше для нас. Сумасшествие какое-то.

Долорес кивнула и направилась к окну. Взгляд ее перенесся через долину Сан-Хоакин к горной цепи Темблор Рейндж в тридцати милях отсюда.

– Дымка, – произнесла секретарша. – Когда-нибудь…

– Да, – обрадовался Прайс.

Южную Калифорнию следовало обеспечить электроэнергией, но при нехватке природного газа оставались лишь две возможности: уголь либо ядерная энергия. Но, сжигая уголь, непременно получаешь дым и смог.

«У нас лишь один выход, – говорил Барри. – И мы побеждаем всякий раз, когда проводят референдум. Казалось бы, даже юристы и политики должны понять».

Он знал, что проповедует обращенным, но поговорить с кем-то было бы полезно, с любым, кто посочувствовал бы. Кто разделял бы его точку зрения.

На письменном столе загорелась лампочка. Долорес, озарив Барри прощальной улыбкой, поспешила к двери – встречать очередную делегацию.

Прайс приготовился прожить еще один долгий день.

Лос-Анджелес, утренний час пик. Потоки машин, привычный смог и запах выхлопных газов, несмотря на Санта-Ану, которая буйствовала целую ночь. Принесенные с побережья клочья тумана рассеиваются под порывами теплого ветерка, дующего с материка. В такие суматошные дни на дорогах обычно пробки – но необязательно из-за бестолковых водителей. Большинство по утрам ездят определенным маршрутом в одно и то же время. И секут, что к чему. Вот полюбуйтесь: автомобили подъезжают, строго соблюдая заведенный порядок, и отъезжают точно в соответствии с ним, никто не пересекает встречной полосы.