Сергей Кусков - Кабальеро плаща и гитары том 1 и 2

— Да где тебя только не носит! — ответила на мой вопрос сеньора.

— В глобальном или локальном смысле? — уточнил я, отодвигая кресло напротив сеньора и присаживаясь.

— Хуана, ещё кофе, — произнесла хозяйка этого кабинета, активировав селектор.

— В обоих, — ответил за неё сеньор. — И по различным заведениям тебя мотает, и от юбки к юбке — сам хоть смог сосчитать, сколько их у тебя? Да и к нам что-то долго добирался. Я почти весь кофе у Алисы выпил, а кофе он знаешь, как для сердца вреден?

Сеньор как бы насмехался, но у его насмешек было второе, и даже третье дно. Мне во всяком случае от его слов было не по себе.

— Ну, сеньор, насчёт юбок — я так, пацан зелёный, — попытался парировать я, чтоб не молчать. — Мне до вас ещё учиться и учиться. А в остальном — на всё воля обстоятельств! — развёл руками в стороны.

Вошла дисциплинированная Хуана из приёмной, принесла ещё один поднос, поставила передо мной, выставила чашку и кофейник. Естественно, тут же удалилась.

Я решил не отказываться от гостеприимства, налил себе из кофейника в чашку кофе, взял её вместе с блюдцем, откинулся на спинку шикарного, как и всё вокруг, кресла, пригубил. Вкус горький, терпкий… Но шикарный. Как и всё вокруг. Мишель фанат процесса, — понял я. Устраивает чайные церемонии ради самих церемоний. Алиса же — фанат результата. И так во всём, не только в чае/кофе. И в этом их единственное, но главное отличие.

— Это хорошо, что ты объективно смотришь на вещи, — расплылся в улыбке его превосходительство. — Но упоминать количество юбок сеньора перед другими его юбками… Тебе не кажется, что это… Не по-мужски?

Я впал в небольшой ступор — пытался прочесть эмоции его превосходительства и «завис». Злится он или прикалывается? Господи, как я отвык общаться с мужчинами!

Ситуацию разрядила её высочество, просто и незамысловато рассмеявшись.

— Ладно, мальчики, хватит дурачиться. Давайте о деле. Моё время не безразмерно.

Мы оба были само внимание.

— Итак, Хуан, Лея одобрила твоё… Скажем так, переход тебя под пою юрисдикцию. Нет, ты не будешь считаться сотрудником департамента! — вскинула она руки, отвечая на самый важный для меня по её мнению вопрос. Ключевое слово «по её мнению», я как бы… Догадывался, что не буду. Я и в корпусе был на птичьих правах, а тут вообще — госорган! — Однако будешь считаться эдаким фрилансером. Тоже, естественно, неофициальным. Я буду покрывать и прикрывать тебя, организовывать снабжение расходниками и материалами, какие попросишь, в меру разумного, естественно, но большой помощи не жди. Я не Мишель, я — глава официального органа, планетарного министерства, и связана во многих вопросах по рукам и ногам.

— Корпус — частная армия, — поддакнул его превосходительство. — А частникам можно многое, чего нельзя госконторе.

— Это я понимаю, сеньоры, — кивнул я. — Но всё же… Что конкретно от меня будет требоваться? Я… плохой оперативник. Сказал бы больше, вообще никакой. Расследовать и раскрывать преступления не обучен, не владею не то, что практикой, но даже теорией.

— Вот этот вопрос и встал на повестке дня, — усмехнулся сеньор Козлов, вновь пронзая меня взглядом, но не так сурово, — когда Алиса донесла твою просьбу до её величества. Чем именно тебя можно озадачить, чтобы и тебе помочь развиваться, и в то же время, чтобы от тебя была польза? Не в игрушки играем, понимать должен.

— Понимаю. — Я кивнул.

— И мы, перебрав варианты, решили озадачить тебя… Хуан, только не смейся. Мы решили озадачить тебя проблемой русского сектора.

Моя челюсть отвисла. Ну как отвисла, не то, чтобы я впал в ступор, но определённо ждал комментариев, уточнений. Но их не было.

«Издевается» — подсказал внутренний голос, но мы оба знали, это не так. Это серьёзно, как бы смешно ни звучало.

— Серёжа неправильно выразился, — с улыбкой поправила её высочество, наслаждаясь моей реакцией. — Естественно, не весь.

— Половину? — усмехнулся я, придя в себя.

— Четверть! — схохмил Сергей Палыч. — Астрахань, Циолковский, Мирный и Вознесенск. Хватит?

— Самару хочу, — покачал я головой. — У меня оттуда корни.

— Мальчики, давайте серьёзнее! — Сеньора картинно нахмурила брови и пронзила взглядом вначале его превосходительство, затем повернулась и ко мне.

— Тебе известно, Хуан, что в нашей стране уже давно идёт попытка… Скажем так, ассимилировать русский сектор.

— Известно. — Я кивнул.

— Но за пятьдесят лет мы не то, что не приблизились к решению этой задачи, но даже откатились в ней назад. Да, сетевые СМИ государственного толка бодро рапортуют, как сильно любят на Обратной Стороне её величество, описывают верноподданнические чувства и прочее житейские радости, но в реальности нас, латинос, ВСЕХ латинос, — пронзительный взгляд на меня, ибо я для них — тоже латинос, — ненавидят. И ненавидят с каждым годом всё больше и больше.

— А что, у вас есть методики, как можно количественно оценить ненависть? — скептически хмыкнул я. И зря, ибо оказался неправ.

— Конечно. Например, преступления на национальной почве, их всё увеличивающееся количество. Выступления против существующего строя и порядка групп и одиночек — пятое управление скрупулёзно всё фиксирует, хоть и не усердствует в зверствованиях. Различные тесты и скрытые соцопросы — и таких хватает. Ну и, наконец, статистика по ключевым словам и адресам из планетарной сети — мы можем наблюдать, что пишут, смотрят и ищут эти люди в сетях и делаем выводы. Да, количественная оценка есть, методики работают, и за десять последних лет регресс наших взаимоотношений удручающий.

— Не знал. — Япокачал головой, задумался. Сеньоры меня не торопили — понимали, тут надо «дойти», вникнуть. — А армия? У нас в армии каждый третий с Обратной Стороны!

— Это единственная причина, по которой восстание до сих пор не произошло, — с улыбкой ответил Сергей Палыч. — В своё время королева Катарина вовремя смогла пропедалировать этот вопрос, создав подушку безопасности, которая спасает нас и поныне. Это единственный реально работающий инструмент ассимиляции и сближения национальных сознаний с одной стороны, и единственная реальная угроза потерять всё с другой, заставляющая не вмешиваться и не усердствовать с давлением на Сектор. Не представляешь, чего стоило это решение провести и какое пришлось преодолеть сопротивление. Но даже оно — не панацея.

— Националисты, — констатировал я. — Всё портят.

Кивок.

— Да. Ваши, латинские ультрас. Их культивировали с первого дня оккупации. Молодым парням и девушкам с детства начали вдалбливать, что раз они, их цивилизация, победила, то они — первосортные, а те, кто на Обратной Стороне — недолюди. Это шло не на государственном уровне, но по многим направлениям, и долго. Десятилетия. Государство же совершило самую страшную свою ошибку — не вмешалось и не прекратило эту вакханалию промывки мозгов.