Сергей Кусков - Под перекрёстным огнём (том 2)

Угу-угу. Не на ту напал. Не знает уважаемый мою Катюшу. Та вздохнула, равнодушно зевнула, и, игнорируя какие бы то ни было требования, осмотрела ногти на правой руке.

— Сеньор, мы так не договаривались.

— Сожалею, но это на самом деле так. Она находится в отдельной камере, и ей грозит дело об изуве…

— Сеньор, это ваши сложности! — отрезала моя валькирия. — Или вы сейчас приводите девчонку и мы все вместе уходим, или…

— Или…? — нахмурился комиссар, понявший, что сел в лужу, что-то не так, но панически не понимающий, что именно.

— Или я встаю и ухожу, одна, — закончила она. — И последствия этого шага разгребайте сами.

Катарина вдруг встала… И сделала невозможное. Ничего не стесняясь, картинно забрала у опешившего сотрудника правопорядка со стола лежащие там золотые пластины. Конечно, это были те самые, которыми она меня откупила… Но сам сюжетный поворот вверг меня в ступор, хотя я эту милашку вроде как знаю, как облупленную. Фиг я чего-то понимаю в извращённой логике корпусных стерв!

Комиссар не знал логики корпусных стерв даже на моём уровне. И единственной его реакцией на раздражитель стало удивлённое мычание с отвиснутой челюстью.

— Итак, вы ведёте девчонку? — выжидающе сверкнула глазами Катарина.

Пауза. Очень длинная и очень задумчивая. Наконец, комиссар принял решение, посчитав, что его всё же «берут на пушку».

— Нет, сеньора. — Он попытался изобразить торжество, но ничего не вышло.

— Что ж, тогда всего хорошего. Искренне желаю вам успехов в дальнейшей карьере, сеньор комиссар. Они вам понадобятся. — Она встала, аккуратно поправила юбку, подошла к створке… Открыла её… И вышла. Через секунду створка встала на место.

— Это что было? — перевёл комиссар взгляд на меня.

— Не знаю, сеньор, — покачал я головой. — Но очень рекомендую вазелин. Простое и недорогое средство. Есть в любой аптеке. Помогает от…

— Заткнись! — заревел он, покраснев, как двести тридцать восьмой плутоний, шандарахая кулаками по столу.

Я пожал плечами.

— Тогда вызовете сопровождение меня в камеру. — Теперь встал и я.

Нас освободили через час. Причём охранники, ведшие меня в секцию хранения личных вещей, были явно напуганы.

— И что, сразу нельзя было использовать силовой вариант? — усмехнулся я, садясь в «Эспаньолу». — Столько золота сэкономили!

Катарина на водительском сидении скупо пожала плечами.

— Зато тебя «засветили». И, скорее всего, навсегда.

Теперь пожал плечами я.

— Как будто я не был засвечен.

— Был. Но уровнем выше. А теперь о тебе знает и гвардия. И вообще всякое отребье.

— Ну, чуть раньше — чуть позже это произошло бы, — хмыкнул я. — Так что…

Мне было всё равно. «Засвет» ничего не менял. Хотя теперь отмазываться от навязываемой охраны будет куда сложнее. Как и было всё равно, что стало с комиссаром, получившим вместо палёной орлятины кучу головной боли.

— Ну, а ты что натворила, горе моё? — откинул я со лба съёжившейся на самой задней сидушке Марины выбившийся локон. Локон был не выбившимся… Скажем так, вся причёска у неё была… Выбившаяся. Хотя волосы она последние полчаса отчаянно и пыталась привести в порядок. Кроме этого у неё была размазана вся косметика, но последнее меня смущало мало.

— Хуа-ан, они мне платье порвали! — Марина разрыдалась резко, с места в карьер, наклонившись и уткнувшись мне в плечо.

— …Две шалавы это были. Прицепились, пытались «поставить на место». Посчитали, какая-то лохушка. Лохушка в хорошем платье! — заметила она, указывая на рваньё в котором сидела. Всё, что осталось от её сегодняшнего наряда.

— И что хотели? Чтоб ты им деньги все свои перевела? Браслеты-то нам оставили…

— Деньги — само собой. И платье хотели. И чтобы я… Кое что сделала им, сексуального характера. — Мордашка благоверной напряглась. — А я такое не делаю, я не из ЭТИХ. — Её перекосило. В данном случае важен был факт, что её покоробило больше всего. Ни платья, ни денег она отдавать не собиралась, но это понятные требования. А тут — беспредел. — И розы жа-алко! — Она смахнула очередную слезинку, но, подумав, но рыдать больше не стала. — Красивые розы. Бы-ыли!.. Бо-ордовые!..

— Я тебе другие куплю. — Я погладил её головку.

— Вот именно, это будут другие! А те!..

И не поспоришь. Но убегая от озера, о розах мы думали в последнюю очередь. Повезло сегодня кому-то…

— Так что ты с ними сделала? С шалавами? — вернул я русло.

Довольная улыбка.

— Глаз выбила. Одной из них. Не фингал поставила, а выдавила, выбила. Вырвала.

— Повредила глазное яблоко, — прокомментировала медленно вращающая «баранку» штурвала, но внимательно нас слушающая Катарина. Видно, успела ознакомиться с обстоятельствами дела. — Необратимые повреждения и всё такое. Восстановить зрение невозможно.

Тошнота к горлу подступила и у меня.

— А ты так можешь? Ударить, и… И рука поднялась?..

— Хуан, я из Северного Боливареса! — грозно вскинула носик Марина. — И не смотри, что я там больше не живу. Навыки и понимание жизни останутся со мной навсегда. Я знаю, как можно и нужно ставить всякую мразь на место.

Я видел, заговаривается. Драться — она бы дралась с ними, в любом случае. Но после знакомства со мной… Изменилась. Стала жёстче. Это я её такой сделал, и должен нести за это ответственность. Для начала организовать курс воспитательных работ по этому поводу. Но отложим сей вопрос не на сегодняшний день — сегодня и так достаточно.

Но в любом случае, получается, девочки были не правы по ИХ, околобандитским/трущобным понятиям. И Марина предварительно попыталась дать им это понять. Но те понимать не захотели. Оттого и получили по максимуму — а в максимуме Марина разошлась — так разошлась.

— Я медик, — продолжила благоверная, помолчав, отвечая на первую часть вопроса. — Врач. Военно-полевой хирург. И мы уже проходим операции — режем, шьём, ассистируем. У нас идёт усиленная подготовка к войне, из нас стараются выжать максимум. Я не боюсь вида крови или вскрытых органов; мы всё это проходим в «полевой» обстановке.

— И трупы режете?

— В том числе. На трупах как раз и тренируемся — не на живых же. Или ты думаешь, их сразу сжигают?

М-да, такое про родную власть я не знал.

— Да не думай плохого, — махнула она. — Это либо бомжи разные, либо гастарбайтеры. Граждан Венеры обычно к нам не доставляют. Только те, у кого родных нет, кого забирать некому, или кому личность установить не удалось.

— И такие бывают?

— Угу. Вот я… Натренировалась — сформулировала она. — А тут надо просто правильно попасть, правильно надавить — ничего сложного.

— Ваших преподавателей нужно срочно в инструкторы корпуса! — вырвалось у меня. — Такого у нас я ещё не видел.