Сергей Кусков - Под перекрёстным огнём (том 2)

— Увидишь, — заметила Катарина. — У тебя ещё всё впереди. У нас не хуже учат. Но в основном только как калечить. С тем, как калеченное лечить — только самые азы.

Теперь передёрнуло Марину. Один-один.

— Ладно, куда вас теперь, братцы-кролики? — снова усмехнулась наша спасительница. — Или вы думаете, я нанялась вас до бесконечности катать? Перебьётесь!

— Давай в магазин одежды… Хорошей, — поправился я, глядя на остатки платья спутницы. — И поближе к её дому — чтоб потом недалеко было ехать.

— Принято, — невозмутимо сказала Катарина, но даже не прибавила скорость.

— Ладно, дальше что было? — решил я вернуться на скользкую тему. — Вот ты ударила… Выдавила… — Ух, опять коробит! При одной мысли!

— Дальше? — Наивно-покровительственный взгляд прирождённого хирурга. — Дальше эта дура завизжала, а её подружка грохнулась в обморок. Вбежала охрана, меня «выключили» током. Очнулась в одиночке. Помыла руки, тщательно вымылась, и… Всё! Платье жалко. — Новый вздох.

— На допрос тебя не водили?

Она нахмурилась.

— Не успели, наверное. Там же освидетельствование жертвы, всё такое. Время надо.

— И что теперь будет? Это же… Я её искалечила, как такое спустить на тормозах?! — В глазах благоверной не было ни единого намёка на сожаление. Неужели это я так влияю? Или не только я?

— Та дура наверняка «поскользнулась и упала», — усмехнулась из кабины пилота Катарина, поясняя. Для неё секретов в подобных проделках не существовало. — И сама себя поранила. Наширнулась на что-то. Делов-то. А вот с частной охраной им теперь самим разруливать — ведь с ними связались, уточнили, какой откат, чтоб струсить с меня. И те согласились… — Последняя реплика предназначалась мне. — Эх, Хуан! Возмутитель ты наш спокойствия! Всё в игры играешь. Не думала, что скажу эту сакраментальную фразу, но когда же уже за ум возьмёшься? Пацан-пацаном! Один выпендрёж на уме!

— Катюш, я и есть пацан. И это ваши сложности, что некоторые про сей факт постоянно забывают.

Помолчали.

— А вообще, сегодня это были не мои приключения. — Я перевёл взгляд на опешившую благоверную. — Сегодня «шкодил» не я. И почему она это сделала — узнаем, как только её переоденем.

Марина закашлялась, затем опустила голову и сникла, и до самого магазина почти ничего не произнесла.

— Ну, начинай, — завязал я беседу, когда мы вышли из магазина одежды. Катюша не стала нас ждать, сразу, как высадила, помахала ручкой и уехала — до дома Санчес тут было два квартала. Мы не насиловали оставшуюся у меня золотую наличность и одели Марину по минимуму — уличные повседневные брючки, носкую блузку… Да общими усилиями с продавщицами расчесали её перед зеркалом и окончательно смыли косметику — пусть без неё походит, она мне такой нравится.

— Что начинать? — Марина сделала вид, что не поняла, о чём я.

— Зачем ты пыталась казаться той, кем не являешься? Глупой крышелёткой, жадной до безрассудных приключений на свою задницу. При том, что очень даже являешься, но тем, на кого пыталась походить, до тебя далеко. Меня вполне устраивала честно-спокойная рассудительная умная Марина, всё понимающая и много просчитывающая, которую если и заносит, то только уж очень сильными эмоциональными порывами. Зачем пыталась казаться… Агрессивной? Импульсивной? — не мог подобрать определение я. Слово вертелось, но срывалось.

Марина опустила голову, какое-то время шла молча. Несмотря на мой скромный словарный запас, она меня поняла.

— Карусели. Ты пыталась доказать… что сильная, — продолжил я. — Сильнее, чем я думаю. Не хуже некоторых. И в платный парк помчались, чтоб выглядеть не хуже некоторых. По той же причине ты накинулась на тех двух охранников. Отвлекла их на мгновение, облегчила мне работу, хоть и получила слегка.

— Ерунда, заживёт, — махнула она рукой. Действительно, перепало ей совсем немного для дочери Северного Боливареса, привыкшей к схваткам за право жить.

— Ну и? Мне продолжать? — нахмурил я брови. Безрезультатно, её не проняло. — А что было в камере?

— А вот в камере было совсем другое! — возразила она, и глазки её испуганно (или зло) засверкали. — Камера — это чисто наши разборки! — Под «нашими», видимо, имелись в виду взаимоотношения преступных или близких к ним элементов друг с другом. — Это — случайность.

Я отрицательно покачал головой.

— Ещё вчера, до знакомства со мной, ты бы не покалечила ту сучку. Несмотря на то, что могла бы это сделать. Но сегодня сделала. Потому, что ОНИ жестокие. Правильно?

Марина испустила тяжёлый-тяжёлый, но вместе с тем облегчённый вздох.

— Хуан, как ты предлагаешь мне быть? Как себя вести?

— В смысле?

— В смысле, тебе нравятся ОНИ. И не только ангелы — такие женщины вообще. Такой психотип. Сильные. Жестокие. Уверенные в себе. Смелые. Способные за себя постоять. А я…

Теперь вздох вырвался у меня. Как всё запущено!

— Марин, ты говоришь сейчас об ангелах. Да, они мне нравятся, как психотип… — Я замялся. Ибо никогда не утруждал себя вопросом, а каков же он, этот таинственный психотип, который мне нравится. — Ангелы мне подруги, понимаешь? Сёстры. Члены семьи и стаи. Но не объекты сердечных дел! Пойми разницу.

Она не понимала.

— Я с ними сплю. Мне прикольно. Тащусь от них! — использовал я сленговое слово. — Но не влюбляюсь. Это физиологический и одновременно психологический ритуал, но он не имеет ничего общего с настоящей любовью. — Из груди вырвался очередной вздох, но уже совсем другого плана. — Кроме одной единственной девушки-ангела, кто нравится по-настоящему. Одной на три сотни. Но она и ангел-то!..

— Паула, — понимающе склонила голову благоверная.

— Да. — Я повторил это движение.

— Ты её любишь? — загорелись огнём давнего интереса её глаза.

— Давай оставим этот вопрос на потом? — мучительно скривился я.

— Давай. Но «потом» настанет сегодня вечером, Хуан, — отрезала она вроде мягким голосом… Но именно «отрезала». И глазками сверкнула. — Это не обсуждается: я больше не намерена жить, не зная, что будет дальше и что мне ждать. Я хочу хотя бы понимать, что у тебя в душе. Чтоб ориентироваться, когда…

— Когда я тебя брошу, — закончил я за неё.

Кивок в ответ. Ну, не такой сегодня и сложный ребус.

— Я бы использовала слово «оставлю», — поправила она. — Даже если ты не захочешь, ты будешь вынужден это сделать. ОНИ тебя заставят.

— ОНИ? — усмехнулся я.

— Да. Одна из них. Ты ведь с Изабеллой до меня был на том озерце?

Я кивнул.

— Как догадалась?

— Они обе со мной встречались. Жаждали посмотреть, что я за птица. — Марина пренебрежительно скривилась — было видно, ни одна из сестрёнок Веласкес не вызвала в ней уважения и пиетета. — И Фрейя по виду не из тех, кто способен на глупые безумства. Она прагматична и рациональна, и хотя безумия не лишена, играет только по-крупному. То есть нечасто. И тщательно спланировав то, что спланировать можно. В отличие от этой мелкой дряни.