Сергей Кусков - Под перекрёстным огнём (том 2)

А она… — Помолчал, подбирая слова. — А она пусть правит, решает глобальные вопросы, в которых я — ноль.

— И что? — спросила Бэль после долгого молчания. Оказывается, я «завис», ушёл на свою волну.

Потрусил головой.

— Может на первый взгляд это и реальный план, реальное лекарство для планеты… Вот только мамин священник назовёт это гордыней. И будет прав. Несмотря на то, что думал я не только о себе.

— Потому, что я думал О СЕБЕ! — воскликнул я. — И о себе тоже. Мне ХОТЕЛОСЬ власти. Ради того, чтоб вырваться из того ада, в котором находился до встречи с тобой. Подняться над бесправием и постоянным унижением, стать кем-то, кто сам может безнаказанно унижать и командовать. Тем, кого боятся.

Я думал не о Венере, бельчонок. Венера была лишь средством моих планов. Понимаешь?

Девушка сидела загруженная. Сказать ничего не могла, но я и не требовал никаких слов. И сам всё понимал лучше кого бы то ни было.

— А ведь действительно — кто я такой, чтобы знать, что будет лучше для Венеры? Откуда знаю, что будет лучше для Мироздания? Я могу работать в этом направлении… Но ЭТО должно стать целью, а не мой подсознательный страх перед сильными мира сего и ненависть к ним. Не желание отмстить и «нагнуть», поставив ниже себя, а конструктив построения нового общества, новой системы. И в этом была моя ошибка.

Когда я понял это, осознал, насколько неправ начёт тебя. Ты — моя сеньорита. Мироздание само свело нас, подсказало Путь. Но я поддался гордыне и… Огрёб. — Из груди вырвался вздох облегчения. — Да, Бэль, все наши с тобой приключения — из-за меня. Из-за моего желания получить больше того, что мне и так на халяву дают в руки. Лучшее — враг хорошего, и только сейчас я понял, насколько это верное утверждение.

Бэль продолжала молчать. Слушала. Но в глазах её я видел одобрение. Она проникалась моей историей, начинала понимать многие вещи… И с души её спадал очередной огромный-огромный камень. Я видел в её глазах прощение. Такого меня, слабого и раскаявшегося, она могла простить. С таким могла начать с чистого листа. А значит, я правильно выбрал сегодняшнюю стратегию. Продолжил:

— Потом я узнал, кто ты. Не скажу, что случайно. Но и что мне специально завесу приоткрыли — тоже не скажу. Наверное, скрывать что-либо дальше стало бессмысленно, вот информация сама собой и вырвалась. Но к тому моменту они меня уже купили; я был готов встретить судьбу «серого кардинала» при твоей сестре и…

— … И отказался. Отказался от тебя, бельчонок… — снова потрепал её по голове. — И сколько… Полгода? Год? Сейчас уже трудно сказать навскидку, но не менее чем полгода я был обуян этой гордыней. Понимаешь степень моего падения? А ты: «Сильвия! Марина!»… Гордыня страшнее всех этих мелких грешков, Бэль! Они — следствие, а не причина.

Она посчитала себя недостаточно подкованной, чтоб с этим спорить. Лишь бросила с укоризной:

— Но мне сказать ничего не захотел. Хотя находился в двух шагах.

Нет, обиды в её голосе больше не было. Ну, не сильная. Она лишь уточняла факты.

— Хочешь знать почему? — улыбнулся я. — Я БОЯЛСЯ.

— Чего? — Она недоумённо нахмурилась. — Я такая страшная? Давала тебе повод так считать? Не припомню. Просветишь?

— Тебя. — Кисло улыбнулся. — Я словно чувствовал, что делаю ошибку и раскаюсь, и поэтому считал, что нужно посильнее «забуриться» в проект наших офицерин. Чтоб обратного пути, когда раскаюсь, больше не было. И всё это подкреплялось тем, что Фрейя-то мне на самом деле нравится!

— Хуан! — На грозную мордашку Бэль было приятно смотреть. Очень приятно! Но опасно. И я снова сгладил, заодно решив расставить на будущее очередную точку.

— Бэль, скажи, ты любишь круассаны? Или, скажем, клубничный торт со взбитыми сливками?

— Ну… Да? — не поняла она такой резкий переход.

— А мясное рагу по-мексикански? С острым перцем и специями?

— Конечно… — продолжала не понимать она.

— А что вкуснее, торт или рагу?

Есть, прозвучало. Её высочество несколько секунд пыталась что-то сообразить, но тщетно. Наконец, хлопнула ресницами и обрела дар речи:

— Хуан, это — сладкое. А то — мясное. Их глупо сравнивать. Для первого блюда подойдет одно, а другое для…

Пауза. Тишина. Наконец, дошло!

— То есть я у тебя для одного, «на первое»… А она — «на второе»? Так что ли? Да ты! Да ты!..

Господи, да за что мне такое наказание? Ведь больно дерётся, зараза! Завтра весь в синяках буду! И не омажешься — сам виноват. Ох уж мне эта моя собственная «мечта идиота»!

— Нет, глупышка! Что ты! — наконец, удалось зафиксировать её, снова бесхитростно навалившись сверху. Попытался поцеловать, но заработал ещё один удар — лбом по челюсти. Валькирия моя ненаглядная.

— Будешь драться — убегу! — пригрозил я, «грозно» нахмурив брови. — Не люблю, когда меня бьют женщины!

Поддержать шутку у неё желания не было, но она и сама успокоилась. И слава богу.

— Это я к тому, что вас нельзя сравнивать, дурёха! — продолжил я, отпуская. — Нельзя поставить вас в один ряд и сказать: «Так, вот эта, вторая слева, лучше всех, затем вон та, крайняя справа, а потом та, что в центре». — Грубо прижал её к себе, зарылся в её волосы, глубоко вздохнул. — Я симпатизирую им. Они мне нравятся. Все они. Это необъяснимая симпатия, но нельзя сказать, что я их люблю. Понимаешь?

— И Санчес? — ядовито фыркнула Бэль. — Её тоже не любишь?

— Не люблю, — согласился я.

— Тогда зачем женился?

— Чтоб защитить от её женишка. Который всё равно дорвался до мести, организовав убийство ребёнка её сестры. А заодно моего, но эту историю я расскажу позже.

Видно, кое-что она уже раскопала, так как слово «моего» её не шокировало. Работа Ланы, просвещает потихоньку девочку.

— Был пьяный. Подумал, что это неплохая идея — жениться. Главное ведь результат, а он будет. Плюс, гордыня. Моим отношениям с Фрейей, моей РАБОТЕ, — выделил я это слово, она бы не помешала. Может, трезвым я бы не решился, но так уж вышло. Санчес — симпатична, мне рвёт от неё голову… Как и от Мерседес и Сильвии, и даже Фрейи.

— Но, mierda, Бэль, я выбрал тебя! — воскликнул я, ставя точку сегодняшнему долгому откровению. Я ведь тоже на пике, хватит на сегодня. — Тебя, дурёха моя милая!.. — зарылся в её волосы, вдыхая их обалденнй аромат.

Она обняла меня, приникла. И так мы и лежали. Сколько — не знаю, но это и не важно. Мы расставили все точки, пришли к соглашению… И теперь перед нами открыты все двери. Остальное — вторично.

— Хуан, — почему они нам разрешили? Почему переиграли? — задала она вдруг вопрос. Мы снова лежали и молчали, но нас это не угнетало. — Ты ведь действительно мог зайти в такую даль, из которой я бы уже не простила.

— Точно не простила бы? — Я её обнял, куснул ушко. — Такие дали существуют?