Наоми Алдерман - Сила [litres]

Ее пустили на похороны Терри – малость смахивало на Рождество. Тетки-дядья, бухло, яйца вкрутую и белые булки. Всякие люди обнимали Рокси за плечи и говорили, что она умница. А перед тем, как все туда двинули, Рики дал ей заправиться, и сам тоже, и такой: “Это чтоб не психовать”. И как будто снежок посыпался. Как будто холодно, а ты где-то высоко. Ну чистое Рождество.

На кладбище Барбара, мама Терри, лопатой кинула землю на гроб. Едва земля ударила по древесине, Барбара протяжно взвыла. Там еще машина стояла и какие-то мужики с телевиками фоткали. Рики с корешами их шуганули.

Когда вернулись, Берни спросил:

– Папарацци?

А Рики сказал:

– Может, и легавые. Все они заодно.

Рокси, видимо, немножко вляпалась.

На церемонии все с ней были по-нормальному. А на кладбище при ней плакальщики не знали, куда глаза девать .

Когда Алли и Рокси добираются до монастыря, там уже подают ужин. Им обеим оставили места во главе стола, а за столом болтовня и вкусно пахнет горячим. Жаркое со всякими моллюсками, с мидиями, и с картошкой, и с кукурузой. Хрустящий хлеб, яблоки. У Рокси такое чувство – не назвать, не опознать. Внутри все чуточку размягчается, прослезилась даже. Одна девочка находит ей смену одежды: теплый вязаный свитер и треники, заношенные и уютные, потому что их столько раз стирали, и вот Рокси чувствует себя так же. Все хотят с ней поговорить – никогда не слыхали такого акцента, просят сказать “вода” и “банан”. Разговоры не смолкают. Рокси-то всегда думала, что это она болтушка, но куда ей до этих.

После ужина Матерь Ева немного учит Писанию. Они выбирают в Писании то, что им подходит, а что не подходит – переписывают. Матерь Ева говорит о фрагменте из Книги Руфи. Зачитывает, как Руфь обращается к свекрови, своей подруге: “Не принуждай меня оставить тебя и возвратиться от тебя; но куда ты пойдешь, туда и я пойду, и где ты жить будешь, там и я буду жить; народ твой будет моим народом, и твой Бог моим Богом” [14] Руфь, 1:16. .

Матери Еве с этими женщинами легко, а вот Рокси в затруднении. К девичьему обществу она непривычна: у Берни в семье одни парни, у Берни в банде одни парни, и мама Рокси тоже в основном была при мужике, а в школе девчонки всегда Рокси третировали. Рокси неловкая – чего не скажешь о Матери Еве. Та держит за руки двух девушек, сидящих подле нее, говорит тихо и с юмором.

Говорит она так:

– История о Руфи – прекраснейшая история о дружбе во всей Библии. Не было никого преданнее Руфи, и никто яснее Руфи не выражал самой сути дружбы.

Матерь Ева говорит, и в глазах у нее слезы, и девочки за столом уже расчувствовались.

– Мужчины – не наша забота, – говорит она. – Пусть живут как хотят – они только тем и заняты. Хотят друг с другом воевать и куролесить – пусть. Зато мы вместе. Куда вы пойдете, туда и я пойду. Народ ваш будет моим народом, сестры мои.

И они отвечают:

– Аминь.

Рокси постелили наверху. Комнатенка крохотная: узкая постель со стеганным вручную лоскутным покрывалом, стол и стул, за окном океан. Когда перед Рокси распахивают дверь, ей хочется зарыдать, но она не подает виду. Сидя на постели, щупая покрывало, она вдруг вспоминает ту ночь, когда папка привез ее к себе, в дом, где жил с Барбарой и сыновьями. Час был поздний, а мама заболела, ее тошнило, и она позвонила Берни, попросила забрать Рокси, и Берни приехал. Рокси была в пижаме – лет пять-шесть ей было, не больше. Она помнит, как Барбара сказала: “Ну, здесь ей ночевать нельзя”, а Берни такой: “Да еб твою мать, в гостевой ее положи”, а Барбара скрестила руки на груди и такая: “Я же сказала, здесь она ночевать не будет. Если прям припекло, братцу своему ее сбагри”. В ту ночь лил дождь, и папка понес Рокси назад в машину, и Рокси смотрела из-под капюшона халата, как на грудь падают капли.

Сегодня вечером Рокси ждут – ну, как бы. По крайней мере, кое-кто схлопочет будь здоров, если Рокси потеряется. Но ей шестнадцать, и проблема решается одной СМС.

Матерь Ева затворяет дверь, и они остаются наедине. Матерь Ева садится на стул и говорит:

– Живи здесь сколько хочешь.

– Почему так?

– У меня про тебя хорошее предчувствие.

Рокси смеется:

– А если б я была пацаном?

– Ты же не пацан.

– У тебя про любую женщину хорошее предчувствие?

Матерь Ева качает головой:

– Не настолько. Хочешь пожить здесь?

– Ага, – отвечает Рокси. – Ну, чуток – точно. Гляну, что вы тут замутили. Мне нравится ваше… – она подыскивает слово, – ощущение здесь нравится.

Матерь Ева говорит:

– Ты же сильная, да? Не слабее прочих.

– Сильнее прочих, точняк. Я тебе поэтому в кайф?

– Сильные нам пригодятся.

– Н-да? Грандиозные планы?

Матерь Ева подается вперед, складывает руки на коленях.

– Я хочу спасти женщин, – говорит она.

– Чё – всех? – смеется Рокси.

– Да, – говорит Матерь Ева. – Если смогу. Хочу докричаться до них, объяснить, что отныне можно жить по-новому. Можно объединиться, и пусть мужчины идут своей дорогой, а нам ни к чему держаться старых порядков, можно проложить новый путь.

– Н-да? Пара-тройка мужиков пригодятся, знаешь ли, – кто детей-то будет делать?

Матерь Ева улыбается:

– Все возможно с Божьей помощью.

Блямкает телефон. Матерь Ева смотрит. Кривится. Переворачивает его, чтоб не видеть экрана.

– Чё там? – спрашивает Рокси.

– Всякие люди пишут письма в монастырь.

– Выпереть вас хотят? Тут красиво. Я б на их месте тоже захотела все назад захапать.

– Хотят дать нам денег.

Рокси опять смеется:

– И в чем затык? Вам свои девать некуда?

Алли смотрит на нее задумчиво:

– Счет в банке есть только у сестры Марии Игнасии. А я… – Она облизывает верхние зубы, причмокивает.

Рокси продолжает за нее:

– А ты никому не доверяешь?

Алли улыбается:

– А ты?

– Цена бизнеса, подруга. Кому-то доверять надо, а то ни фига не сделается. Нужен счет в банке? Тебе их сколько надо? Можно за границей, хошь? На Каймановых островах, по-моему, хорошо – не в курсах почему.

– Погоди, ты о чем вообще?

Но поздно – Рокси вынула телефон, сфоткала Алли и уже шлет сообщение.

И ухмыляется:

– Ты мне доверься. Я ж должна как-то за постой платить, ну?

Назавтра в монастырь приезжает мужик – еще семи утра нет. Подкатывает к центральным воротам, стоит и ждет. Рокси стучится к Алли, тащит ее по дорожке, прямо в халате.

– Что? Что такое? – спрашивает Алли, но улыбается.

– Пошли, сама увидишь.

– Как делишки, Эйнар? – говорит Рокси мужику. Он коренастый, за сорок, волосы темные, на лбу черные очки.

Эйнар улыбается и медленно кивает:

– Сама как, Роксанна? Берни Монк велел за тобой приглядеть. За тобой приглядывают?