Наоми Алдерман - Сила [litres]

Матерь Ева созерцает ее словно из далекой дали.

– Раскопать, кто ты была раньше, – как два пальца. Кое-где в интернете инфы полно. Элисон Монтгомери-Тейлор. – Все это Рокси произносит не торопясь.

– Знаю, – говорит Матерь Ева. – Я знаю, что это ты все подчистила. И я благодарна. Если ты об этом, я благодарна по сей день.

Но Рокси хмурится, и в этой гримасе Алли читает, что где-то оступилась, где-то что-то слегка не состыковала, чего-то не поняла.

Рокси говорит:

– Я же врубаюсь, ну? Раз ты его убила, он небось заслужил. Но ты бы глянула, чем его женушка сейчас занята. Ее теперь зовут Уильямс. Вышла замуж за Лайла Уильямса. До сих пор живет в Джексонвилле. Ты поинтересуйся.

Рокси встает.

– Не делай этого, – прибавляет она. – Умоляю тебя, не надо.

Матерь Ева отвечает:

– Я люблю тебя навеки.

Рокси говорит:

– Ага. Я знаю.

Матерь Ева говорит:

– Другого пути нет. Либо это сделаю я, либо они.

Рокси отвечает:

– Если правда хочешь, чтоб женщины победили, глянь Лайла Уильямса из Джексонвилла. И жену его.

Втишине каменного зала в монастыре над озером Алли закуривает. Поджигает сигарету прежним способом, пустив искру из кончиков пальцев. Папиросная бумага трещит и чернеет в разгорающемся огне. Алли вдыхает во все легкие – ее переполняет прежнее “я”. Много лет не курила. Ее ведет.

Найти миссис Монтгомери-Тейлор несложно. Одно слово в поисковой строке, другое, третье – и вот тебе миссис Монтгомери-Тейлор. Управляет теперь детским приютом под эгидой и с благословения Новой Церкви. Одна из первых прихожанок в этом своем Джексонвилле. На фотографии с приютского сайта позади миссис Монтгомери-Тейлор стоит ее муж. Сильно смахивает на мистера Монтгомери-Тейлора. Чуток повыше разве что. Усы покустистее, щеки покруглее. Другой оттенок кожи, другой рот, но тот же тип мужчины – слабак, из тех мужчин, которые и до всего, что случилось, делали что велено. Или, может, это Алли вспоминает мистера Монтгомери-Тейлора. Они до того похожи, что Алли, оказывается, потирает скулу там, куда ей заехал мистер Монтгомери-Тейлор, словно ее ударили секунду назад. Лайл Уильямс и его жена Ева Уильямс. И вместе они опекают детей. И допустила это церковь, созданная Алли. Миссис Монтгомери-Тейлор всегда умела воспользоваться системой к наилучшей своей выгоде. На сайте ее приюта говорится про “любящую дисциплину” и “ласковое уважение”.

Алли давным-давно могла проверить. Непонятно, отчего она не включила эту осточертевшую лампу раньше.

Голос с ней разговаривает. Говорит: Не надо. Говорит: Отвернись. Говорит: Отойди от древа, Ева, руки за голову.

Алли не слушает.

За столом в монастырском зале с видом на озеро Алли берет телефонную трубку. Набирает номер. Далеко-далеко, в коридоре, на тумбочке с салфеткой, связанной крючком, звонит телефон.

– Алло? – говорит миссис Монтгомери-Тейлор.

– Алло, – говорит Алли.

– А, Элисон, – говорит миссис Монтгомери-Тейлор. – Я надеялась, что ты позвонишь.

Точно первые капли дождя. Точно земля говорит: Я готова. Ну давай, фас.

Алли говорит:

– Вы что наделали?

Миссис Монтгомери-Тейлор отвечает:

– Только то, что повелел мне Дух.

Потому что она понимает, о чем Алли спрашивает. Где-то в самой глубине души, сколько ни крутись и ни егози, она понимает. Всегда понимала.

В этот миг Алли постигает, что “все исчезнет” – это фантазия, восхитительная греза, больше ничего, и так было всегда. Ни прошлое, ни шрамы боли, начертанные на теле, ничегошеньки на свете никогда не исчезнет. Алли творила свою жизнь, но и миссис Монтгомери-Тейлор тоже продолжалась и с каждым поворотом часовой стрелки становилась все чудовищнее.

Миссис Монтгомери-Тейлор бодро щебечет. Она так польщена, что ей позвонила Матерь Ева, – миссис Монтгомери-Тейлор, впрочем, всегда знала, что Матерь Ева ей позвонит; миссис Монтгомери-Тейлор поняла, отчего Алли взяла такое имя, – это значит, что она, миссис Монтгомери-Тейлор, – подлинная мать Алли, ее духовная мать, а Матерь Ева сама же говорит, что мать выше дитяти? Миссис Монтгомери-Тейлор поняла, что это значит, – это значит, мать лучше знает, как надо. Она так счастлива, она в восторге , что Алли поняла: все, что они, Клайд и миссис Монтгомери-Тейлор, делали, было для блага Алли.

Алли мутит.

– Ты была совсем юная девочка, ужасно своевольная, – говорит миссис Монтгомери-Тейлор. – Доводила нас до умопомрачения. Я видела, что в тебе живет дьявол.

Теперь Алли вспоминает – многие годы не вытаскивала все это на свет. Сейчас выволакивает из дальних уголков памяти. Сдувает пыль с этой груды тряпья и костей. Ворошит их пальцем. Она прибыла в дом Монтгомери-Тейлоров – шумное дитя, глаза как бусины, сама как птичка дикая. Глаза все видят, руки везде лезут. Миссис Монтгомери-Тейлор хотела ее, миссис Монтгомери-Тейлор взяла ее в дом, миссис Монтгомери-Тейлор шлепала ее, когда Алли таскала изюм из банки. Миссис Монтгомери-Тейлор цапала ее за локоть, и швыряла на пол, и велела ей на коленях молиться, чтобы Господь простил ее грехи. Снова и снова, на коленях.

– Мы должны были изгнать из тебя дьявола, ты же понимаешь? – говорит миссис Монтгомери-Тейлор, ныне миссис Уильямс.

И Алли понимает. Ей все предельно ясно, будто она своими глазами смотрела в окна их гостиной. Миссис Монтгомери-Тейлор пыталась вымолить из Алли дьявола, потом выбить из Алли дьявола, а потом миссис Монтгомери-Тейлор посетила свежая идея.

– Все, что мы делали, – говорит миссис Монтгомери-Тейлор, – мы делали из любви к тебе. Тебя надо было приучить к дисциплине.

Алли вспоминает вечера, когда миссис Монтгомери-Тейлор ужасно громко включала польку по радио. А затем мистер Монтгомери-Тейлор поднимался по лестнице, дабы наставить Алли на путь истинный. В единый миг и с великой ясностью Алли вспоминает, в каком порядке это происходило. Сначала полька. Потом шаги вверх по лестнице.

В каждой истории таится другая история. В каждой руке – другая рука; уж что-что, а это Алли известно, нет? За каждым ударом – другой удар.

Голос у миссис Монтгомери-Тейлор лукав и доверителен:

– Я была первой прихожанкой твоей Новой Церкви в Джексонвилле, Матерь. Увидела тебя по телевизору и поняла, что Бог послала тебя мне как знамение. Поняла, что была Ее орудием, когда мы тебя взяли, и что Она знает: все, что я делала, я делала ради славы Ее. Это я устроила, чтоб из полиции исчезли все документы. Я заботилась о тебе все эти годы, милая моя.

Алли вспоминает все, что творилось в доме миссис Монтгомери-Тейлор.

Спутанная пасма, невозможно разделить ее на волокна – Алли никогда не расчленяла переживания на отдельные минуты, не разглядывала каждую особо и пристально. Вспомнить все это – как внезапно включить лампу, осветить бойню. Куски тел, и машин, и хаос, и звук, что нарастает от гнусавого плача до полногласного вопля, а затем обрывается, и остается лишь тихий гул, почти что безмолвие.