Татьяна Минасян - Мир без границ [litres]

…Эмма Маевская сидела в своей комнате перед зеркалом и медленно заплетала свои длинные прямые русые волосы в тонкие, похожие на шнурки, косички. Правая половина ее головы уже вся состояла из таких косичек, а слева еще оставались распущенные волосы – женщине предстояло еще долго трудиться над своей прической.

В комнату вошла девушка лет двадцати с такими же, как у Эммы, длинными прямыми волосами, но более темными. В остальном, правда, она не была похожа на приемную мать, однако Аркадий уже видел ее фотографии на одном сайте, посвященном старым фильмам, так что у него не возникло сомнений в том, кто перед ним.

– Мам, привет! – Сильвия Маевская подошла к Эмме и, увидев, чем та занята, удивленно вскинула брови. – Ух ты, в каком же веке такие прически носили?!

– В двадцать втором, – отозвалась ее мать. – Вернее, так носили и раньше, почти во всех эпохах, но не все подряд, а только отдельные народы. А сто лет назад косички стали всеобщей модой – люди с короткими волосами даже такие парики покупали.

– Сто лет назад? – прищурилась девушка. – Но как же?..

– Сто двадцать два, если совсем точно, – улыбнулась Эмма.

– Ох… – ее дочь изумленно округлила глаза. – Почти самое позднее время из возможных!.. А почему именно туда? В смысле – можно ведь подождать хотя бы несколько лет и отправиться в эту эпоху, когда такое станет проще! А пока нырять в более ранние…

– Можно, но у теперешнего задания сразу несколько целей. Во-первых, забрать в наше время большую группу детей, которые иначе погибнут во время экскурсии на Луну, а во-вторых, проверить, как работают все механизмы при таком неглубоком нырке – чтобы потом попробовать нырнуть в еще более близкое прошлое, – объяснила Маевская-старшая.

– Понятно… – протянула девушка. – А папа тоже туда отправится?

– Конечно, – кивнула ее мать. – Он как раз поехал за париком с косичками. – И, увидев еще более удивленное лицо Сильвии, добавила: – Я же говорю, тогда такая мода стала всеобщей.

– Ох, я хочу увидеть его с косичками! – хихикнула ее дочь, но потом снова стала серьезной. – Только почему опять именно вас отправляют на такие экспериментальные задания?

– Это тебе тоже лучше у папы спросить, – подмигнула ей Эмма. – Но давай лучше расскажи, что нового у тебя.

– Ну а что у меня? – девушка чуть смутилась. – Пробуюсь на одну роль…

Старшая Маевская с любопытством прищурилась:

– Судя по твоему виду, кто-то из твоих любимых героинь?

– Ага… – Сильвия с еще более смущенным видом опустила глаза. – Донья Леонор из «Испанской баллады».

Эмма понимающе кивнула – видимо, мать и дочь уже не раз обсуждали эту героиню.

– Замечательно, – улыбнулась старшая Маевская. – Я очень за тебя рада.

– Ну, меня пока еще не утвердили…

– Но шансы у тебя есть, правильно я понимаю?

– Да, мне кажется, есть. Ты сама взгляни – как думаешь?

Сильвия отступила на пару шагов назад и внезапно как-то неуловимо преобразилась – выпрямилась, расправила плечи, и в выражении ее лица появилось что-то королевское, аристократическое.

– Ваше величество! – произнесла она громким и словно бы заполнившим всю комнату голосом. – Я сейчас унижаюсь перед вами так, как никогда не унижалась ни одна женщина моей семьи. Я прошу вас, – девушка выделила слово «прошу», и ее глаза, смотревшие в сторону матери, но как будто бы куда-то сквозь нее, заблестели еще сильнее, – взять меня с собой…

Она глубоко вздохнула, и теперь ее взгляд сфокусировался на любующейся ею Маевской-старшей. Аркадий снова увидел взгляд девушки XXIII века, начинающей актрисы Сильвии Май, а не испанской королевы, жившей на десять столетий раньше. «Ну как?» – спрашивал ее взгляд, и Эмма поняла вопрос дочери без слов.

– Замечательно! – Она провела руками по лицу, убирая назад готовые косички и пока еще распущенные волосы. – Очень по-королевски.

– Ты правда так думаешь? – Сильвия едва не подпрыгнула от радости. – Знаешь, мам, мне кажется, в той сцене она не просто не унижается – она вообще проявляет самое-самое великое достоинство, какое только возможно! Королевское достоинство… или нет, просто человеческое!

– Так и есть, – согласно кивнула Эмма. – Хотя в реальности все происходило не настолько красиво и торжественно…

– Догадываюсь, – отозвалась ее дочь. – Но ты же понимаешь, что в книгах и в кино надо кое-что приукрашивать. Иначе людей историей не заинтересуешь и путешествиями в прошлое тоже.

– Да знаю, – вновь кивнула хроноспасательница. – Главное, чтобы авторы именно приукрашивали, а не выдумывали.

И они обменялись понимающими взглядами – эту тему обе тоже уже обсуждали, и наверняка не один раз.

Сильвия начала говорить что-то еще, но Аркадий остановил просмотр – как ни хотелось ему посмотреть на одного из детей его лучших друзей и узнать, о чем еще Эмма беседовала с дочерью, их разговоры ничем бы ему не помогли. Хотя их беседа о многом заставляла задуматься… Всего за четверть века до нее Эмма, как и все ее коллеги, выступала резко против любого отступления от реальности в исторических фильмах – а те, кто снимал такие фильмы, искажали в них реальность, чтобы зрители поверили в увиденное и не захотели узнать, как все выглядело на самом деле. И вот прошло совсем немного времени – с точки зрения истории, одно мгновение! – и фильмы теперь приукрашивали реальную действительность, чтобы еще больше заинтересовать людей подлинными событиями, а те, кто видел прошлое собственными глазами, не возражали… Как же людям удалось прийти к такому отношению к истории, да еще так быстро?

Решив поразмыслить над этим вопросом позже, Светильников выставил на компьютере новые параметры и снова включил просмотр будущего. Перед ним на экране возникла все та же комната – только обои на стенах заметно выцвели, и мебель стояла теперь по-другому, вместо столика с зеркалом угол занимало большое мягкое кресло. Зато сидевшая в нем хозяйка дома почти не изменилась – разве что вокруг глаз у нее появилось чуть больше морщинок, а в по-прежнему длинных светлых волосах заблестели несколько седых нитей.

Эмма Маевская забралась в кресло с ногами, как она любила, навалилась на подлокотник и что-то читала на планшете. Она казалась полностью погруженной в чтение и не слышащей, что происходит вокруг, однако, когда дверь скрипнула и в комнату вошел Любим, сразу же вздрогнула и подняла на него глаза. Несомненно, она ждала, что он придет, и готовилась к неприятному разговору.

Маевский взял за спинку придвинутый к столу стул, поставил его напротив кресла и сел, глядя на жену таким же напряженным взглядом. Он тоже не сильно изменился и выглядел моложе своих лет, хотя его черные волосы уже заметно поседели, а на руках вздулись бугристые синие вены. Кроме того, Аркадий заметил на его правой кисти выглядывающий из рукава широкий шрам, которого раньше не было.