Татьяна Минасян - Мир без границ [litres]

– Вы увидели, что мы иногда нарушали правила, и хотите предложить нам снова что-то нарушить? – теперь уже и Марат смотрел в упор на своего начальника. – А если мы откажемся?

– А мы, скорее всего, откажемся, – подхватила Динара, – и не потому, что боимся, что вы кому-нибудь расскажете про нас, а потому, что вам стоило просто попросить нас помочь вам. Тогда мы бы согласились, а с угрозами мы не будем делать ничего!

Ее друг встрепенулся и открыл рот, собираясь что-то возразить, но девушка сделала вид, что ничего не замечает. Скрестив руки на груди, она встала со стула и сделала шаг к Аркадию, всем своим видом показывая, что уже приняла решение и за себя, и за Марата и не изменит его ни при каких обстоятельствах.

Еще недавно Светильников поверил бы, что так и случится. Но теперь он не только слишком хорошо знал своих подопечных – он вообще слишком хорошо знал людей.

– Я все же прошу вас меня выслушать, – посмотрел он обоим коллегам в глаза. – А потом вы решите, помогать мне или нет. Если откажетесь – я забуду про все эти записи. – Он кивнул на свой монитор, а затем снова повернулся к так и стоящей напротив его стола Динаре.

Выдержав его взгляд, девушка опустилась обратно на стул, и они с Маратом, как всегда, обменялись быстрыми взглядами и кивками. Аркадий придвинул свой стул к ним поближе, наклонился вперед и начал рассказывать. Он говорил о том, как впервые отправился на задание в прошлое с двумя своими лучшими друзьями и уже там, на тонущем корабле, понял, что они что-то задумали, не посвятив его в свой план, – а потом узнал, в чем именно их план заключался. Он вспомнил, как Любим и Эмма вытащили из заполняющихся водой кают не только грудных младенцев, но и девочку постарше, и как ему пришлось помочь им, поскольку вдвоем его друзья не могли удержать всех детей сразу. Поведал и о том, что сначала не имел никакого желания участвовать в их авантюре и собирался заявить, что не знал об их сговоре, но потом, оказавшись в своем родном времени, неожиданно для себя сообщил, что знал обо всем изначально и полностью согласен с придумавшим все Любимом. А еще – о том, что чуть позже, когда стало ясно, что их компанию не выгонят из Хроноспасательной службы, он потребовал от Любима и Эммы, чтобы в дальнейшем они действительно не скрывали от него своих планов по спасению кого-нибудь «сверх программы».

– Тогда я на них обиделся за то, что они не доверяли мне. Но долго дуться не стал. Понял, что они правы, – ведь в первый момент я засомневался, стоит ли им помогать, а потом хотел доложить все, как есть, – объяснил Светильников. – Но после того случая они уже могли мне доверять – я всецело перешел на их сторону. Я объяснил им, что чувствовал, и они тоже поняли меня. И больше между нами троими не случалось никаких разногласий и недоговоренностей.

О том, что одно разногласие между ним и Любимом все-таки существовало и что этим разногласием являлась Эмма, Аркадий упоминать не стал. Их сердечные дела не имели никакого отношения к их совместной работе, да и вообще не стоило посвящать в столь личную тему других людей, пусть даже и таких близких, как Марат и Динара.

– Вы уже знаете, вам на лекциях по истории говорили, что Любим Маевский всегда выступал за то, чтобы спасать из прошлого не только детей, а людей всех возрастов, – продолжил Аркадий. – Считал, что если любая жизнь бесценна, нельзя считать, что жизнь того, кто младше, ценнее жизни того, кто старше. Раз уж они обе бесценны, значит, ценны одинаково. Да, я сейчас говорю очевидные вещи, – повысил он голос, видя, как закивали его слушатели. – Очевидные для двадцать пятого века, но двести лет назад это понимали далеко не все. Но Любим понимал. И убедил нас с Эммой. А потом начал убеждать наше начальство.

Марат и Динара снова кивнули, наверное, вспоминая институтские занятия, а может, и школьные уроки. Тем не менее оба по-прежнему не спускали глаз со своего начальника: они понимали, что он, живший в то время и близко общавшийся со знаменитыми супругами Маевскими, в любом случае знает о них больше, чем лекторы и авторы учебников.

– Нет, Любим не всегда нарушал инструкции – если бы мы с ним каждый раз притаскивали из прошлого кого-то взрослого, нас троих, наверное, все-таки уволили бы из ХС, – говорил тем временем Светильников. – Чаще всего мы сначала убеждали руководство, что в наш век можно попробовать забрать кого-нибудь постарше. И, в принципе, чем дальше, тем легче нам все удавалось. Мы могли ссылаться на тех не очень маленьких детей и подростков, кого уже доставили в наше время. И на психологов, которые с ними работали и помогли им привыкнуть к новой обстановке. Почти все, кого мы забрали с собой в сознательном возрасте, прекрасно адаптировались в нашем времени – было всего несколько трудных случаев, но даже с ними специалисты смогли справиться. Так что каждый раз нам разрешали брать с собой вместе с младенцами все более старших людей, и мы забирали их, ничего не нарушая. Но так продолжалось до определенного предела.

Аркадий сделал паузу, и его молодые коллеги затаили дыхание. Несомненно, они знали, что он скажет дальше, но все равно боялись пропустить хоть слово.

– Это случилось уже без меня… – продолжил Светильников. – В смысле, я тогда уже… попал в ваше время. А Эмма и Любим продолжали работать и старались сделать так, чтобы из прошлого разрешили забирать всех, кто погиб раньше времени, независимо от возраста. Но когда речь зашла о людях старше пятидесяти, их перестали слушать. Им дали понять, что пожилые спасенные нашему веку не нужны.

– Пожилые! – фыркнула Динара и виновато замолчала.

– В наше время пятидесятилетних уже не считали пожилыми, но до двадцать первого века к ним относились именно так, – напомнил ей Аркадий. – Тогда люди в таком возрасте уже сами считали себя старыми. И наше руководство ХС говорило, что после пятидесяти человек уже не сможет нормально адаптироваться в другой эпохе, потому что ему вообще уже становится сложно принимать что-то новое.

Теперь возмущенно фыркнул Марат.

– Да, мы с вами уже знаем, что адаптироваться можно в любом возрасте, но двести лет назад люди такого знать не могли, потому что ни одного такого случая не было, – вздохнул Аркадий. – Именно в этом и заключался конфликт. Мои друзья предлагали попробовать перенести из прошлого кого-нибудь пожилого, кто мог бы прожить в нашем времени еще много лет, и посмотреть, как у него все сложится. Так же, как они в свое время попробовали забрать к нам молодых, но уже взрослых людей. Но им возражали, что у пожилых психология сильно отличается от всех остальных, так что ставить такой эксперимент на человеке жестоко. Хотя изначально нам говорили то же самое и про молодых. А Любим считал, что более жестоко – даже не попытаться помочь тем тысячам людей, кто умер раньше времени.