Курт Воннегут - Времетрясение. Фокус-покус

Это было морозным вечером, в ноябре 1990-го, за 6 месяцев до того, как Попечители меня выгнали. Я знаю, что это было не в декабре, потому что Шлезингер все еще жил у нас, надоедая всем разговорами о самоубийстве. Он тогда еще не получил Стипендию Гения.

Когда я вернулся с работы в тот день, чтобы прибрать и приготовить ужин, в доме царил жуткий кавардак. Маргарет и Милдред, к тому времени одинаково безумные, разодрали все простыни на полоски. Я как раз перестирал утром все постельное белье и собирался сменить его вечером. Но им-то какое дело?

Они соорудили, по их собственным словам, паутину. Слава Богу, что не водородную бомбу.

Белые полотняные полоски, связанные узелками, пересекались густой сеткой повсюду, в передней и гостиной. Столбик на перилах лестницы они привязали к ручке входной двери, а ручку подсоединили к торшеру в гостиной, и так далее, до бесконечности.

Этот день с утра не сулил ничего хорошего. Я обнаружил, что все 4 колеса моего «мерседеса» спущены. Опять кучка старшеклассников из городской школы, накачанная алкоголем и неизвестно чем еще, забрались сюда ночью, как партизаны во Вьетнаме, и «выпотрошили» мою машину, так они это называют. Они не просто спустили шины всех дорогих машин, припаркованных в нашем студенческом городке, но утащили с собой все ниппеля. У них по домам, как я слыхал, были полные банки и целые ожерелья этих ниппелей, в доказательство, как часто они выходили «потрошить». И каждый раз они добирались до моего «мерседеса».

Так что, когда я запутался в паутине, сплетенной Маргарет и Милдред, нервы у меня были уже на пределе. Ведь это мне придется наводить тут порядок. Некому, кроме меня, перестелить постели, сменить простыни, а назавтра купить новые. Домашнюю работу я всегда любил – по крайней мере не придавал ей такого значения, как большинство людей. Но на этот раз это была уже не домашняя работа, а шут знает что!

А я оставил дом в таком порядке, когда уходил! И в довершение всего Маргарет и Милдред даже никакого удовольствия не получат, видя, как я путаюсь в их паучьих сетях. Они спрятались куда-то, их не было видно и слышно. Они думали, что я буду играть с ними в прятки.

У меня внутри что-то лопнуло. На этот раз я не собирался играть с ними в прятки. Я не стал путаться в паутине. Пусть они выползут из засады через час или когда им угодно. Пусть подумают, как и я, когда наткнулся на паучью сеть, что же стряслось с их Вселенной, до тех пор такой надежной, такой всепрощающей?

Я выскочил на холод, в темноту, ничего мне было не надо, кроме доброго старого забвения. Я пришел в себя возле дома моего лучшего друга, Дэмона Стерна, забавного преподавателя Истории. Еще мальчишкой, в Висконсине, он научился кататься на 1-колесном велосипеде. И научил этому жену и детей, когда время пришло.

В окнах горел свет, но никого не было дома. 4 1-колесных велосипеда стояли в холле, а машины не было. Их машину никогда не «потрошили». Они перехитрили потрошителей. Ездили на одном из самых допотопных драндулетов, мини-«фольксвагене».

Где у них спиртное, я знал. Я налил себе, взамен отсутствующего хозяйского тепла, двойную порцию крепкого виски. Думаю, до того я с месяц не пил вообще.

И все внутри у меня загорелось. И я снова вышел в темноту ночи. Я почти бессознательно высматривал женщину постарше меня, которая все приведет в порядок, сделав вместе со мной животное о двух спинах.

Студентка для этого дела не годилась, да студентка и не станет связываться с таким стариком, вдобавок без гроша в кармане. Я не мог даже соблазнить девушку хорошей отметкой, на которую она не тянула. В Таркингтоне отметок не ставили.

Мне самому студентка была не нужна. Меня возбуждают только женщины постарше, попавшие в беду, которых одолевают горькие мысли не только о самих себе, но и о том, стоит ли жить вообще. Покойница Мэрилин Монро, хотя я ее никогда не встречал, подошла бы – года этак за 3 до того, как она покончила с собой.

Кхе, кхе, кхе.

Если существует Божий Промысел, то есть, должно быть, и грешный промысел, если только вы считаете грехом заниматься любовью с разочарованной в жизни женщиной, с которой не состоите в законном браке. Я-то считаю, что если это грех, то и хлеб насущный тоже есть грешно. Ведь после этого дела, как после еды, чувствуешь себя куда лучше.

Точь-в-точь как голодный знает, что поблизости готовится вкусный обед, так и я в тот вечер знал, что где-то неподалеку найду женщину постарше, попавшую в беду. Она где-то здесь!

На Зузу Джонсон рассчитывать не приходилось. Муж был дома, и она принимала у себя чьих-то благодарных родителей, которые преподнесли колледжу лингафонную лабораторию. Когда строительство закончат, студенты смогут, сидя в звуконепроницаемых кабинках, слушать тексты на любом из более чем 100 языков и диалектов, записанные «носителями языка».

Свет горел в скульптурной студии Холла Нормана Роквелла, павильона искусств, единственного здания в городке, названного в честь исторического деятеля, а не именем благотворителя. Это был дар семьи Мёлленкампов, которые, как видно, решили, что и без того много всего названо в их честь.

В скульптурной студии что-то с грохотом перекатывалось. Кто-то баловался с краном, заставляя его кататься взад и вперед по рельсам на потолке. Кто бы там ни был, это чистое баловство, потому что никогда никто не создавал скульптуру настолько монументальную, чтобы ее приходилось передвигать с помощью мощного крана.

После побега из тюрьмы заключенные поговаривали о том, что надо бы кого-нибудь повесить на этом кране и гонять кран взад-вперед, пока тот будет готов. У них пока никого не было на примете. А тут как раз Ниагарская Электрическая Компания, принадлежащая Объединенной Корейской Евангелической Ассоциации Церквей, вырубила энергоснабжение.

Я стоял перед Роквелл-Холлом в тот вечер, чувствуя себя, как много лет назад, патрульным во Вьетнаме. У меня обострились все чувства. И я мог, как тогда, вообразить себе целую картину по мелким приметам.

Я знал, что скульптурную студию запирают на замок после 6.30 вечера, потому что сам не раз пытался открыть дверь, чтобы спокойно заниматься там любовью со своей подругой. Я даже хотел раздобыть ключ в начале семестра, но узнал, что ключи были только у хозяйственников и у Приглашенной Художницы, Памелы Форд Холл. Остальным входить в мастерскую было строго запрещено после акта вандализма, который студенты или городские учинили в прошлом году.

Они поотшибали носы и пальцы у копий с греческих скульптур и нагадили в ведро с влажной глиной. И прочее, как водится.

Получалось, что, кроме Памелы Форд Холл, некому гонять кран взад-вперед. И бесцельные блуждания крана говорили о том, что она несчастна, а вовсе не создает очередной шедевр. Кран ей был совершенно ни к чему, ей и тележка на колесиках была не нужна, потому что она работала с легким, как перышко, полиуретаном. Она недавно развелась, детей у нее не было. И она избегала меня – уверен, из-за моей репутации.