Курт Воннегут - Времетрясение. Фокус-покус

Я пролистал «Библию Атеиста» и «Крылатые слова» Бартлетта, надеясь найти какой-нибудь намек на подобную неожиданную чувствительность. Лучше всего подходит к случаю то, что леди Макбет сказала своему мужу-подкаблучнику:

– Фи! Воин, и вдруг испугался?

Кстати, об Атеизме: мы с Джеком Паттоном как-то раз во Вьетнаме пошли на проповедь, которую читал самый высокопоставленный капеллан в армии. Он был в чине генерала.

Вся проповедь была построена на том, в чем он был твердо уверен: в окопах Атеистов нет.

После проповеди я спросил у Джека, что он думает, и он сказал:

– Вот тебе армейский священник, который пороху не нюхал.

Гробовщик, теперь, кстати, тоже зарытый в траншее возле конюшни, по имени Норман Апдайк, был потомком первых голландских поселенцев. Он тогда, в 1987 году, добавил, с веселой развязностью, что люди обычно не понимают, быстро ли все разлагается, превращаясь в старую добрую грязь, или в удобрение, или в прах и пыль, и так далее. Он сказал, что ученые раскопали в недрах городских свалок почти свежее мясо и овощи, выброшенные туда много лет назад. Точно так же, как Герман и София Шульц, эти теоретически скоропортящиеся творения Природы, не подверглись гниению из-за отсутствия влаги, без которой не могут жить ни черви, ни грибки, ни бактерии.

– Даже без современных методов бальзамирования праху, чтобы возвратиться в прах, нужно куда больше времени, чем думают многие люди, – сказал он.

– Приятно слышать, – сказал я. – Обнадеживает.

Когда я заметил Памелу Форд Холл возле конюшни, было слишком поздно удирать в другую сторону. Я старался не столкнуться ни с Памелой, ни с Зузу, но меня отвлек один из родителей, сбежавший от рева волынок на Лужайке. Он сказал, что вид у меня очень огорченный.

Я пока еще никому не говорил, что меня вышвырнули, а уж чужому человеку и подавно не собирался выкладывать эту новость. Я ему сказал, что крайне расстроен ледяными шапками, пустынями, экономическими кризисами и межнациональными конфликтами и прочим в этом роде.

Он возразил: не стоит отчаиваться, потому что 1 000 000 000 Китайцев вот-вот сбросят ярмо Коммунизма. А после этого, сказал он, им всем понадобятся автомобили, и шины, и бензин и так далее.

Я заметил, что практически все предприятия американской индустрии, имеющие отношение к автомобилестроению, или скуплены, или разорены Японцами.

– А что вам мешает поступить так, как поступил я? – сказал он. – У нас же свободная страна.

Он сказал, что вложил все средства в акции японских корпораций.

Представляете себе, что натворят друг с другом 1 000 000 000 Китайцев, получив автомобили, и что останется от нашей атмосферы?

Я так спешил отделаться от этого типичного представителя Правящего Класса, от этого недоумка, что не заметил Памелу, пока не оказался с ней рядом. Она сидела прямо на земле и пила черносмородиновую наливку, привалившись спиной к надгробному памятнику Шульцев. Она смотрела вверх, на вершину Мушкет-горы. Алкоголь стал серьезной проблемой в ее жизни. Я тут ни при чем. Самая страшная напасть в жизни любого алкоголика – это алкоголь.

Надгробие было обращено ко мне той стороной, где была надпись.

Эпидемия дифтерита, унесшая множество жителей этой долины, разразилась в то время, когда почти все студенты Таркингтона разъехались на каникулы.

Студентам крупно повезло. Если бы во время эпидемии шли занятия, многие, многие из них разделили бы судьбу Шульцев и упокоились сначала на месте, где теперь стоит Павильон Пахлави, а потом возле конюшни, куда достигает тень Мушкет-горы на закате.

А позже, 2 года назад, студентам опять крупно повезло. Они все разъехались на зимние каникулы, когда преступники-рецидивисты захватили наш заштатный провинциальный городишко.

Чудеса, да и только.

Я поинтересовался, кто такие Свободомыслящие. Это были члены недолговечной секты, в большинстве германского происхождения, которые, как и мой Дедушка Уиллс, считали, что в Загробной Жизни и праведных, и неправедных ждет просто непробудный сон, что наука доказала несостоятельность всех официальных конфессий, что Бог непознаваем и что человек может посвятить свою жизнь только одной великой цели: чтобы всем людям, всем членам общества, жить стало легче и веселее.

Герман и София Шульц были далеко не единственными жертвами эпидемии дифтерита. Но они были единственными, кто на смертном одре высказал пожелание быть похороненными в земле студенческого городка, потому что для них это была священная земля, как они сказали.

Увидев меня, Памела не удивилась. Алкоголь надежно защищал ее от всех неожиданностей. Она сразу же сказала мне:

– Нет.

Я еще ни слова не успел сказать. Она подумала, что я захочу заниматься с ней любовью. Понимаю, почему ей это пришло в голову.

Я и сам стал об этом подумывать.

А потом она сказала:

– Этот год был самым лучшим в моей жизни, и я благодарю тебя за то, что ты так много для меня значил.

Она иронизировала. Она нарочно притворялась, чтобы поддеть меня побольнее.

– Когда уезжаешь? – сказал я.

– Никогда, – сказала она. – У меня полетела коробка передач.

Она имела в виду старый лимузин, марки «Бьюик», выпущенный 12 лет назад. Она получила его при разделе имущества после развода с мужем. Он всегда издевался над ней, высмеивал ее усилия стать настоящим скульптором, а случалось, угощал ее пинком или оплеухой. Так что он, должно быть, покатывался со смеху больше, чем кто-либо другой, когда ее творения слетели с пьедесталов на персональной выставке в Буффало.

Она сказала, что в городе новая коробка передач стоит 850 долларов, и механик хочет получить эту сумму в иенах, но намекнул, что ремонт обойдется намного дешевле, если она ляжет с ним в постель.

– Наверно, ты так и не нашел, куда твоя теща спрятала те деньги, – сказала она.

– Нет, – сказал я.

– Надо бы мне поискать, – сказала она.

– Я уверен, что кто-нибудь уже нашел их и просто помалкивает, – сказал я.

– Я тебя никогда не просила платить, – сказала она. – Не хочешь купить мне новую коробку передач? Тогда, если меня спросят: «Откуда у вас эта дивная коробка передач?» – я могла бы ответить: «Мне подарил ее прежний любовник. Он – прославленный герой войны, но я не могу назвать его имя».

– Кто этот механик? – спросил я.

– Принц Уэльский, – сказала она. – Если я лягу с ним в постель, он не только сменит мне коробку передач, но и сделает меня Королевой Англии. Ты ведь так и не сделал меня Королевой Англии.

– Уайти ван Эрсдейл? – сказал я. Был в городке такой механик, и он говорил всем, что у него или у нее полетела коробка передач. Со мной он сыграл ту же шутку, когда у меня, до «мерседеса», был микроавтобус, «шевроле» 1979 года. Я проверил, спросив одного из студентов. Коробка была в ажуре. Было нужно только одно: хорошая смазка. Теперь и Уайти ван Эрсдейл лежит под землей возле конюшни. Он устроил засаду против беглых заключенных и сам угодил в засаду. Его победа продлилась от силы 10 минут. Вот как это было: «Бах!», а потом, минуту спустя, «Бах, бах» – и все.