Ник Харкуэй - Гномон [litres]

– Воспроизвести.

И слышит собственный голос, хриплый и решительный. Голос сообщает ей, что стол Хантер тот же, который стоял на кухне Кириакоса. К тому же Бекеле нарисовал акулу, затем купленную Кириакосом, – еще одна связь между нарративами по слову «гномон». Акулу, которая съела фондовую биржу. Нейт вдруг приходит в голову, что, по крайней мере, Бекеле может оказаться исторически существовавшим персонажем. Она заставляет себя отдать вслух распоряжение:

– Берихун Бекеле, биография и работы, сравнение с нарративом Дианы Хантер.

Стена обновляется, на ней появляется изображение величавого чернокожего старика, работающего над картиной. Врезка, зернистая пленочная фотография – и действительно, его кожа исчезает в равномерно-темном пятне, – он же, но молодой, красивый, в рубашке из вызывающе яркого оранжевого шелка.

– Нарратив Хантер совпадает с известными фактами , – отвечает Свидетель. – Берихун Бекеле жил до создания Системы, поэтому архивных данных мало. В нарративе содержатся непроверяемые детали. Игра «При свидетеле», видимо, позднейшая вставка, призванная показать современную Систему в невыгодном свете. Провести анализ мелких различий?

– Нет.

Нейт нутром чует, что это кроличья нора, и воображает, как злорадствовала бы Хантер, узнай она, что инспектор, как Алиса, в нее провалилась. С другой стороны…

– Да, но не сейчас. Добавь в общий файл. Сообщи, если этот анализ получит высокую релевантность. А картина с акулой есть?

– Была. Она упоминается в каталоге наряду с другими его работами. Цифрового изображения нет.

Ну, по крайней мере, это правда – точнее, с хирургической точностью поправляет себя Нейт, в каталоге упомянута картина с таким названием, авторство приписано человеку с таким именем. Интересно, картины-призраки существуют?

– Попытайся найти изображение.

Машина не отвечает. Как всегда, когда Нейт недовольна работой машины, инспектор воображает, будто та обиделась и надулась. Но вместо извинений просто записывает «акула» в пустой части доски. Появляется связь со словом «криптография» с меткой исторической справки. Затем узор пунктирных линий дрожит, дергается, и Нейт думает, что вот-вот увидит абрис большой белой акулы, лениво проплывающей по яркой стене, а потом сет рухнет, и все ее файлы пропадут в никуда.

Инспектор саркастически морщится. В ванну она тоже больше не пойдет – от страха увидеть треугольный плавник хищника. Приплывшего, чтобы ее сожрать? Нет.

Нейт начинает сознательно облекать в слова родившиеся в ее голове образы. Спокойная объективность текста позволяет мыслям вернуться в привычную колею. Она водит стилусом по воздуху, позволяя Системе превращать каракули в аккуратное отображение ее почерка. Текст выглядит красиво; усовершенствованный шрифт создан на основе всех документов, которые она писала от руки.

1. Лённрот и Хантер связаны Огненным Хребтом и Огненными Судьями. Реальный и воображаемый миры не полностью разделены. В этом смысл? Или это доказывает сотрудничество? Может, Лённрот – просто посланник Дианы Хантер, или всё наоборот? Но Лённрот утверждает, что так же сбит с толку Дианой, как и сама Нейт.

Вторичные связи и ссылки возникают рядом с текстом, пронумерованные, соблазнительные. Но нет. Не сейчас.

2. Теперь уже нельзя отрицать, что Хантер обладала поразительными и необычными навыками. Ее защита от ментального допроса пугает своей эффективностью – даже или особенно, если она привела к ее смерти, – но и как доказательство подготовки, которой у нее не должно было быть. Она прошла подготовку тайно, что страшно, либо ее досье неполно, что еще страшнее.

3. По-прежнему тревожно появление слова «гномон» в названии. Это одна из ключевых точек в нарративах Дианы Хантер. И это же – видимо, случайно – название файла по расследованию обстоятельств ее смерти.

4. Надушенный Смит предполагает, что нарративы Хантер тем или иным образом представляют разные аспекты ее жизни. Как бы они ни были замаскированы и размыты, все эти истории – о ней. Возможно, частичное раскрытие также отвечает за успех ее стратегии: она не сопротивлялась желанию все рассказать о себе. Просто подчинялась ему так, что ответы невозможно понять. И еще.

5. Мьеликки Нейт до сих пор не получила ответ на главный вопрос, который ей поручили разъяснить: была ли Диана Хантер преступно убита. Сам этот вопрос рассыпался на три дополнительных: стала ли причиной смерти Дианы Хантер ее антигосударственная деятельность; если да, завершилась эта деятельность вместе с ее жизнью или продолжается до сих пор; в любом случае – каким образом ситуация дошла до того, что допрашиваемая умерла?

Она открывает стену и бесцельно бродит взглядом по ней в поисках незамеченных связей. Любопытная особенность интерфейса позволяет машине открыть облако возможных схождений, фокусируясь на данном объекте ровно столько, чтобы вызвать более глубокую оценку, а затем переходя по одной из связей, чтобы она тоже полностью раскрылась в концептуальном пространстве на стене. На миг у Нейт перехватывает дыхание: она видит, как внизу образуется треугольник и плывет налево и вверх – акула! – но затем фыркает, когда линии изгибаются и принимают другую форму. Распознавание образов часто врет. Никакая морская богиня-чудовище не сожрет ее файлы.

Боги и чудовища. Взгляд инспектора переходит к выносным примечаниям о римском синкретизме в той части стены, которая отведена под нарративы Дианы Хантер. Афинаиде приснилась ложная комната, затем обернувшаяся правдой, и человек в ней умер. Его принесли в жертву. Эта смерть привела все в движение. Нейт думает, и постоянное давление ее взгляда на данный пункт ослабляет связи между элементами, каждый из них становится самостоятельным центром примечаний, переносных значений и вероятных подтекстов. Несвязанные слова плавают по штукатурке как семена одуванчика. Нет, не принесли в жертву. Разорвали. Все разорвано.

Бедную бледную Анну выпотрошили.

В этом все дело? Это изначальный принцип лейтмотива? Неправильный вопрос. Здесь все многозначно. А это принцип? Инспектор открывает из папки «Входящие» историю болезни и начинает читать. Имя пациентки – Анна Магдалена, специализация – анализ рисков и вероятностей. Окончательный диагноз – редкая форма эпилепсии, при которой ее повседневная жизнь согласовывалась, но полностью не совпадала с тем, что могли бы переживать другие на ее месте, и которая время от времени вызывала судороги, проявляющиеся в приступах паранойи. За несколько секунд она переходила из совершенно спокойного состояния к невыносимому страху и обратно. Этот синдром не поддавался ни психотерапевтическому, ни лекарственному лечению: грубая физическая дисфункция в непредсказуемые моменты срабатывала у нее в мозгу и захватывала над ним власть. В конечном итоге это сказывалось и на ее физическом здоровье; резкие выбросы гормонов стресса в эндокринной системе привели к хронической тахикардии. Масштабы проблемы были выявлены, когда она пришла на нейрологическое дознание в приступе паранойяльного спазма, уверенная, что вывела на чистую воду преступный синдикат. Внезапное изменение в структуре ее мыслей означало, что прямое нейральное дознание сработает лишь на стадии ремиссии, когда она едва помнила свои мысли во время приступов. В фазе мании поток сигналов в мозгу перегружал заборный канал. Слишком много всего происходило. Врачи предположили, что часть данных – своего рода шум, будто у нее в голове ревет ветер, что вызывало отрицательный эмоциональный ответ, который затем перерос в паранойю.