Ник Харкуэй - Гномон [litres]

Система предложила и в конце концов провела радикальное медицинское вмешательство, в ходе которого было частично отсечено мозолистое тело. Как ни странно, операция позволила женщине восстановиться, стать единой, но это, в свою очередь, вызвало качественные изменения личности и почти полную потерю памяти. Атипичность ее нейральных структур оказалась значительнее, чем кто-либо мог предполагать, поэтому операцию признали существенным провалом, хоть и полезным для науки. Пациентка фактически не выжила и не совсем умерла, но фундаментально изменилась притом, что жизнь не покидала ее тела. Одна личность умерла, другая родилась, и новый человек начал работать в Системе, стал продуктивным членом общества, но все равно. У Нейт на миг перехватило дыхание, она была почти готова увидеть лицо Дианы Хантер в прикрепленном файле, но не увидела. Худая женщина в реабилитационной палате; болезненно тонкая, жидкие волосы рассыпались по плечам, хмурый взгляд. Жанна д’Арк, думает Нейт и тут же спохватывается: сравнение пришло к ней рикошетом, отскочив от мученичества жертвы и смешав Анну Магдалену с Марией Магдалиной.

Бедная бледная Анна.

Назвала по имени.

– Они были знакомы?

– Данные о знакомстве отсутствуют.

– Проверь это, пожалуйста. Выясни, где сейчас Анна.

Инспектор медлит, а затем вытирает руки об этот вопрос, смахивает его, чтобы вновь возникла доска целиком. Совпадение имен настолько очевидное, что она даже не считает его значимым, но мысли все равно бегут по этому пути, и Нейт готова их простить. Нужно идти туда, куда ведет дело, следовать за потоком информации. Мир всегда порождает истину.

– Расскажи мне о внучке.

– Аннабель Бекеле, разработчик программного обеспечения, создатель нескольких важных онлайн-сред. Как уже было отмечено, нет никаких данных об игре, описанной в нарративе Дианы Хантер.

Пауза.

– Все нарративы по-своему правдоподобны в контексте. Степень их исторической достоверности сложно установить. Тем не менее, если в распоряжении Дианы Хантер не было уникального исторического архива, следует заключить, что история Афинаиды – художественный вымысел. Наверняка эта память не может быть истинной, имплантированной из записи настоящей личности в сознание Хантер. По очевидным причинам.

Потому что эта запись была бы возрастом в тысячи лет. Но образы чрезвычайно реальные. Инспектор вздрагивает, чувствует на языке горечь желчи. Она раньше любила мед.

Больше не любит.

Тогда, может быть, это воспоминания самой Дианы Хантер, просто пропущенные через искажающую линзу? Афинаида, библиотекарша, свободомыслящая, несомненно, могла бы стать ее маской; Бекеле, старик, который оглядывается на события бурной жизни, а теперь вновь оказался в кризисной ситуации; Кириакос… нет, тут что-то другое. Избранник богини. Орудие разрушения. Может, это намеки? Улики? Или ложный след, который должен увести ее глубже в лабиринт?

В котором – как обещает реклама – есть как минимум одно чудовище.

Может, Хантер была невероятной иностранной шпионкой? Или в самих нарративах содержится нечто ценное? Что, если Диану Хантер подставили, и это способ коммуникации между двумя врагами внутри Системы? Может, ее смерть – аналог павшего мула, в животе которого треснул пакет с героином? Если так, в чем суть послания? Как оно спрятано? Насколько оно глубокое и сложное – страница текста? Если сложное, можно выяснить: сложность сама себя выдает. Если это лишь число, ссылка на набор пронумерованных инструкций, без ключа его выявить не удастся.

Стеганография повсюду. Но вы спустились на круги своя.

Нейт произносит это вслух.

– Йейтс , – шепчет Свидетель из компьютера в другой комнате. – «В каморку сердца, лавочку старья» [22] Последние строки стихотворения У. Б. Йейтса «Цирк гасит огни» («The Circus Animals’ Desertion»). Цит. в пер. О. Мандельштама. . Впрочем, в оригинале «пора вернуться», а не «но вы спустились».

Ей приятно думать, что Лённрот неточно процитировал стихотворение. Вот тебе, злодей! Неправильное цитирование классических строк напрочь разрушает весь твой преступный замысел! На этом наш непобедимый следственный движок тебя и подловил.

Инспектор хмуро смотрит на свое полупрозрачное отражение в оконном стекле.

Регно Лённрот – первое указание на то, что дело ей досталось совсем не простое. Человек, который набрался смелости напасть на инспектора Свидетеля, но при этом, согласно записи с камер, не входил в дом и не выходил из него, однако был там, а теперь его нет. Зачем явился Лённрот? Чтобы добиться от Нейт пристального внимания? Какая ему выгода? Свидетель ведь – не человек на посту. Его не отвлечешь мелочами, он не проглядит что-нибудь важное лишь потому, что ищет нечто иное.

Из всех забегаловок всех городов во всем мире, зачем, зачем, зачем тебе нужно было оказаться именно в этой?

На вершине той же горы есть другая деревня, и в ней брадобрей бреет всех мужчин, которые не бреются сами, – и только их. Бреет он себя или нет?

Ей хочется выпалить: «Ты мне скажи». Но в том-то и суть. Хантер уже никому ничего не скажет, но умудряется оставаться невыносимо разговорчивой.

У инспектора опять болит спина, узел под правой лопаткой будто пронзила ледяная игла. Она безвольно сгорбилась. Ей нужны еда и отдых, но она не хочет ни того, ни другого.

Нейт идет на компромисс и принимает душ. В процессе оказывается, что она хочет только бесконечно долго стоять под струями горячей воды, которые ласкают больную спину, будто дружески поглаживают. В последнее время в ее жизни остро не хватало таких поглаживаний, а Нейт ничуть не более защищена от физического одиночества, чем другие.

Она вспоминает человека с собакой: непреувеличенный треугольник торса под пальто. Наверное, у него изящные руки. Ей не нравятся толстые пальцы, квадратные ногти. Она любит руки, которые говорят об упущенной карьере скрипача, сильные, как у скульптора. Исходя из этого убеждения, она экспериментировала со скрипачами и скульпторами, но без особого успеха.

Нейт позволяет себе узнать его имя – Джонатан. Хорошо. Сложные и необычные имена вызывают у нее своего рода уныние, что, наверное, обусловлено ее собственным – финско-египетского происхождения. А вот Джонатан – это хорошо. Второго имени нет, фамилия – Джонс. Милая сердцу скука. С семиотической точки зрения, Джонатан Джонс – человек среди множества других. Его индивидуальность, уникальность должна родиться из него самого, а не из фокусов со словами. Очень хорошо. Ей хочется поискать фотографии его рук, но Нейт этого не делает. Если они обыкновенные, она разочаруется, а если необычные – повысит планку ожиданий. Нет.