Адриан Чайковский - Дети времени [litres]

Между предводительницей и остальными местными начинаются лихорадочные переговоры, и Порция ловит их обрывки на паутине. Они слишком возбуждены, чтобы соблюдать осторожность.

«Ты говоришь, что можешь меняться?» – вопрошает крупная самка.

«Да, мы можем обменять это Понимание, но потребуем за это много». Порция говорит не об обучении, а о чем-то более глубоком – об одном из секретов успешного выживания ее вида.

Сам вирус претерпевает изменения своей транскрипции. Он был предназначен для того, чтобы творчески достичь жестко прописанной цели: довести носителя до определенного уровня развития, заданного создателями, а после удовлетворения условиям победы прекратить дальнейшую помощь. Его создатели включили такие меры предосторожности, чтобы не дать своим подопечным продолжить совершенствование до сверхчеловеческих обезьянобогов.

Однако вирус был предназначен носителям-приматам, и потому итоговое состояние, к которому ему предписывалось стремиться, оказалось недостижимым для Portia labiata. Вместо этого нановирус все мутировал и мутировал в своем встроенном стремлении достичь невозможного – цели, которая оправдывает все мыслимые средства.

Более успешные варианты дадут более успешных носителей, которые в свою очередь передадут более удачно мутировавшую инфекцию. С микроскопической точки зрения нановируса Порция и все остальные пораженные им виды – это только переносчики для передачи эволюционирующих генов вируса.

Уже очень давно в истории эволюции народа Порции социальное развитие ее вида было значительно ускорено рядом мутаций главенствующей инфекции. Вирус начал транскрибировать приобретенное поведение в геном сперматозоидов и яйцеклеток, преобразовывая приобретенные мемы в генетически наследуемое поведение. Компактные, насильственно развитые мозги родичей Порции имеют больше структурной логики, чем случайно эволюционирующий мозг человека. Пути мышления могут транскрибироваться, сводиться к генетической информации, распаковываться в потомстве и записываться как инстинктивное понимание: иногда как конкретные навыки и мышечная память, но чаще – как целые массивы знаний с разлохмаченными краями из-за потери контекста, с которыми новорожденные будут медленно осваиваться на начальном периоде своей жизни.

Поначалу процесс был неуверенным, неидеальным, порой даже смертоносным, но становился все надежнее с каждым поколением благодаря выживанию наиболее удачных штаммов вируса. Порция в течение своей жизни узнала многое, но что-то было у нее сразу при рождении, а что-то проявилось по мере развития. Точно так же, как только что вылупившиеся паучата могут охотиться, подкрадываться, прыгать и прясть, каждая линька Порции приносила с собой внутреннее понимание языка и фрагменты жизненной истории ее предшественниц.

Сейчас это уже древняя история, способность, которой родичи Порции обладают со своих доисторических времен. Однако недавно они научились использовать усилившиеся способности нановируса – точно так же, как вирус в свою очередь использует их самих.

«У него есть это Понимание, – подтверждает Порция, взмахом одной педипальпы обозначив своего спутника-самца. – Но мы будем обменивать баш на баш. У вас есть Понимание, как жить здесь и какие меры предосторожности нужны. Это нам нужно».

В следующее мгновение она понимает, что зашла слишком далеко: крупная самка застывает на паутине – в явно охотничьей неподвижности, означающей открытую агрессию.

«Значит, ваше Большое Гнездо все-таки придет на наши земли. Вы здесь не для охоты, и все-таки завтра ваша родня собирается охотиться здесь».

Потому что такое обмененное Понимание ничем не будет полезно самой Порции, а только следующим поколениям – тем, чей геном еще не записан.

«Мы ищем Понимание всех мест», – протестует Порция, но на языке движений и вибраций притворяться сложно. Достаточное количество языка тела просачивается, подкрепляя подозрения крупной самки.

Местная предводительница резко вскидывается, высоко поднимая передние лапы и обнажая клыки. Это – животный язык, не менявшийся миллионы лет: «Смотри, какая я сильная». Ее задние лапы напряжены в готовности к прыжку.

«Смени решение. Сдай назад», – предостерегает ее Порция. Она и сама напряжена, но не демонстрирует ни покорности, ни готовности отступить, ни намерения сравнить свои лапы с лапами противницы.

«Уходи сейчас же или дерись», – требует разгневанная самка. Порция отмечает, что, похоже, у той нет единогласной поддержки товарок, которые встревоженно обозначают свою озабоченность и отправляют предостережения по нитям паутины.

Порция отползает в сторону и ощущает новые подергивания у себя за спиной: стремительное приближение Бьянки, которое служит также и неким боевым гимном. Местную предводительницу явно выбивает из колеи то, что переговорщица ее противников не оказалась также и их бойцом, и она чуть сдает назад, насторожившись. Более того: у Бьянки есть доспех.

Возможности одной особи наследовать Понимание от вируса функционально ограничены. Новая информация записывается вместо старой, хотя, возможно, способность хранения такого врожденного знания у каждого следующего поколения чуть возрастает. У этого отряда местных деревенщин наверняка есть горстка своих собственных хитростей, тщательно сохраняемых в ходе лет. Их индивиды могут учиться – и учить, – но их врожденная база знаний ограничена.

Более крупная община, такая как Большое Гнездо, имеет гораздо больший пул Пониманий, и различные кланы передают свои тайны по наследству и ведут обмен с другими. Различные открытия, приемы и умения можно соединять, с ними можно экспериментировать. Большое Гнездо больше, чем сумма его частей. Сама Бьянка – не ремесленник ни по обучению, ни по врожденному Пониманию, но на ней надеты плоды чужих трудов: выгнутые деревянные щиты, которые она приклеила к своим педипальпам, окрашенные в агрессивные, дисгармоничные цвета. Она встает на дыбы, меряясь лапами с большой самкой, а потом пригибается, подняв щиты.

Они сражаются, как положено их виду: демонстрируют, угрожают, показывают клыки. Они танцуют по паутине, и каждый шаг звучит как подначка. Местная самка крупнее, и она знает, как все обычно бывает. Ее более крупный размер убедит меньшую пришелицу осадить назад, потому что иначе она умрет.

У родичей Порции есть нечто общее с пользующимся орудиями человеком: они очень даже способны нанести друг другу урон. Они исходно были убийцами пауков, и их яд обездвиживает противника одного с ними вида с такой же легкостью, с какой обездвижил бы плевуна. Если дело доходит до его применения, то, как правило, победитель дает волю инстинкту и питается. Именно потому в их культуре заложено стремление избегать применения силы: ведь в любой стычке присутствует этот риск. Опасность, которую они представляют друг для друга, сильно повлияла на их цивилизацию – не меньше, чем ощущение родства, которым одарило их общее вирусное наследие.