Александр Богданов - Вечное солнце. Русская социальная утопия и научная фантастика второй половины XIX — начала XX века

Выслушал поп наш Варлам всё это и гневно сказал: «Братцы! Дело большое в этом я вижу: сила антихриста их обуяла… Обучайте, пока ещё юны и не принесли в мир душевной заразы. Надо батогами высечь нещадно ребят, дабы впредь им было гулять неповадно, и о прелестях тех рассказывать в мире… И божий закон разрешает отсещи член непотребный!..» Тут старики ребят поучили, а о зиме и поженили. Сначала как будто ребята смирились и долго крепились, прижили уж и сами ребят, да вражья сила, надо думать, крепко их обуяла. Старший, покинув жену и детей, опять в бегство пустился, и долго о нём не слыхать было вести. Да после уж он наказывал кое-кому, чтобы безотменно мир и отец отпустили к нему жену и детей. Ну, на это мир со стариками согласия не дал: «Пропадай уж один, коли так». А тем временем он, бойкости ради своей и ума, завёл уж торговое дело, всякую вызнал власть городскую и на мир наш власти той жалобу подал, что старики, мол, ему самовольно жену и детей не дают.

— Эх, дело бедовское стало! — вздохнул сокрушённо старик. — Слушай: наехали в нашу Вальковщину власти; по деревням нашим гуляют, со стариками толкуют. «Мы, говорят, вас и забыли!.. Поди ж ты! Вишь, в какие забрались трущобы!.. Вам тут, слышь ты, тепло и уютно… Все, слышь, людишки несут тяготы и поборы, а вы ровно у бога за пазухой тут!.. Купцы, право слово!.. Избы — ровно хоромы! Сами — народ хоть пускай на племя: кряжисты, красивы и сильны… Да у вас тут золотое руно, слышь!.. Да вы и властей, видно, не знаете вовсе? У вас и попы, и законы свои: сами хороните, жените, крестите… Рай… да и только!.. Кабы нам с вами сойтись!.. Есть ли у вас паспорта? Ходите ль вы в божий храм и к причастью? Это вот мы сейчас разузнаем…»

Так власти над стариками, смеясь, издевались. Мы же спешно прятали всё в подполья и клети; в лес угнали и лошадей и скотину. Попик же наш Варлам в великом волнении, боясь на глаза показаться властям, бегал из деревни в деревню и к православному люду взывал: «Братия, стойте и в вере крепитесь! Не допускайте слугам аптихриста поработить вас: не принимайте печатей и клейм… Инако погибнете в жизни и в сей, и в грядущей!..»

Ходит по избам укромно и спешно, плачет умильно и слёзно всех молит и просит: «Не загубите душ христианских! Лучше погибнуть от рук сатанинских, Принять лучше кончину в мученьях! Всё уж одно: не избыть вам мучений под игом, ни покорством, ни слёзной мольбой их сердец не разжалобить!..»

Слушали мы в страхе и злобе, а временем тем власти велели нам миром собраться, чтобы всех переметить печатью. Тут мы взбунтовались, схватились за вилы, за колья — и старики, и младенцы, и жёны… Смутились власти и спешно, в боязни и страхе, от нас убрались… Заликовала Вальковщина наша; обливаясь слезами, в радости все обнимались и стали к попу приставать, чтоб он отслужил нам молебен.

Но Варлам, скорбно смотря на наше веселье, так говорил: «Неразумные чада! Что вы ликуете? Али мните дрекольем победу взять над сатанинскою властью?.. Велия власть та!.. Не дрекольем, а духом крепитесь и стойте! Настанет лютое время!.. Будут христиане скрываться в лесах, носить на ногах и руках железные цепи!..»

И точно: заря не потухла ещё, как услыхали мы трубные звуки, и говор, и топот солдатской ватаги… Господи боже!.. Дела такого мы отродясь не видали! Многие наши, похватав тут спешно, что можно, с детьми и жёнами в лес убежали; иные молились, иные бранились, иные нас покориться просили… Так, в великой печали и скорби, ум потеряв и собой не владая, толпами ходили мы от деревни к деревне, не зная, какое решенье поставить. Да вдруг, видим, из хаты своей с двумя стариками, что давно с ним дружили, вышел наш попик с крестом и кадилом, плат священный воздевши на плечи, с твёрдым духом и верой выступил пред нас и, собрав всех православных, сказал: «Братия, крепитесь и стойте духом за старую веру и обычай отцовский!.. Не смущайтесь: крест господень за нас!.. Выйдем встречу врагу, не допустим его до жилищ… Лучше примем телесные муки, чем души загубим свои!..» Глядим на него, странное с ним ровно что стало: выпрямил стаи, очи к небу возводит, крест высоко поднял в руке и твёрдой поступью пошёл впереди, а за ним старики, дружившие с ним. Все мы тут духом как будто воспряли и Вальковщиной всей двинулись встречу врагу. Вот на этом холме — видишь, кусты уцелели доднесь — и встретились мы с воинской командой. Ехал пред нею храбрый начальник, верхом и в медалях, кричит: «Покоряйтесь, лютое племя!.. Будет тогда вам прощенье, не то всех закую в кандалы и не оставлю у вас камня на камне!.. До смерти всех кнутом и лозьём запорю!» А поп наш: «Прельщений не примем! Будем стоять до конца за отцов и за веру! Крест сперва победите, антихриста слуги!..» Тут загудела команда, на православный набросилась люд… «Мёртвого или вживе доставьте попа мне!» — кричит храбрый начальник. Сплотились мы грудью вкруг нашего попика со крестом и кадилом и, спешно пред командой взад отступая, дошли до деревни. Команда в то ж время хватала первых, кто ей попадался, и вязала им руки и ноги. Так мы до хат добрались. Тут попик наш со стариками втроём заперся накрепко в избу. Все мы тут изумились: глядим, а он показался в чердачном окне и оттуда, высунув руки с крестом, кричал нам: «Крепитеся, братия!.. Стойте твёрдо духом! Муки примите, кто сможет, кто ж не вместит — бегите в леса, кройтесь в пещеры, а не давайтесь живыми в рабство врагу». Подкатил тут и начальник с командой. Кричит, сердится и над попом богохульствует, не замай, что крест господень в руках у него. Только что было приказ дал начальник команды выломать двери в избе, как из окошек и из-под крыши вырвался клубами дым… Мигом зарделась огнём солома на крыше… Языки поднялись к небу… Ахнули все мы, да и команду как будто ужас объял… А крест с рукою попа всё виднелся в окне и блестел, ровно большая звезда… «Крепитесь, братия!.. Стойте духом! — слышалось, попик кричал нам. — Мы же победную песнь воспоём: свят, свят, свят бог Саваоф!..» Только что молвить успел, как со стропил сорвалась крыша, чёрный дым заклубился над нею, пламя змеями сквозь него прорывалось, — а крест святой всё светился… Вся Вальковщина наша ровно застыла, оторопела команда, начальник сам смолк, будто колокол, у которого разом язык оторвали. Тут, кажись, всей Вальковщиной только бы двинуть — и смяли бы всю вражью силу: у всех на душе накипело; кажись, никого не оставили б вживе, даром что с ружьями были они… Да мёртвая тишь над народом стояла; слышалось только, как брёвна трещали в огне…

— Крест упал! — кто-то тихо промолвил.

Глянули вверх: ни руки, ни креста не видать. Дрогнули все мы, и, ровно волна на ветру, колыхнулись народ и команда.

«Смирно!» — закричал на команду, испугавшись, начальник, а Вальковщина вся как один человек вдруг ему в ноги упала в несказанном испуге… «Хватай их! вяжи!» — начальник кричал, бескровную видя победу. Тогда нас стали хватать и вязать, как баранов, и секли кнутом и лозой. Стон и слезы над Вальковщиной стали, начальник же всё распалялся… Так нас секли от вечерней зари до вечерней, до того, что команда — и та изустала. Тогда сам начальник, что зверь распалённый, бросался на наших отцов и старцев почтенных, которые укорять его добрым словом пытались, и бил их руками, и плетью, и саблей, приказав заковать их в железные цепи…