Юлия Шамаль - Система [litres]

Я молчала.

– Но я многое сделал для памяти твоего отца, Лара. Сопротивление не просто существует, оно сильнее, чем ты думаешь. Мы поломаем Систему. Ты нашла штаб, госпожа, – он подмигнул и улыбнулся привычной широкой Кимовской улыбкой, – теперь все будет хорошо.

Дядя Леня с Вебером еще с час обсуждали какие-то технические детали, потом мы разошлись по каютам. Я вытянулась на постели. Мысли кружились в моей голове в дикой пляске. Сопротивление существует. Его возглавляет бывший друг моего покойного отца. А я выжила в мясорубке, сквозь которую пройти не удавалось никому…

Я вдруг впервые в жизни ощутила потребность молиться. Плакать и благодарить. Но мне не хотелось обращаться к политкорректному Небу, свободной коммуникации с которым нас всю жизнь учили Системники. Мне почему-то хотелось молиться Великому Господину, о Котором мне рассказывала тетушка Мириам. Который первым сотворил мужчину… И Который хотел, чтобы все было правильно… «Спасибо, – прошептала я, опускаясь на колени. – Спасибо Тебе…»

Я повалилась на пол каюты, разрыдалась и только сейчас поняла, что оставляю за спиной гигантское напряжение, в котором жила все эти годы. Теперь у меня есть шанс начать жить. У меня есть шанс поломать Систему. У меня есть надежда. У меня есть Вебер… И почему, скребь его побери, он мне так важен?.. Мысли путались.

«Спасибо, – продолжала я шептать, прижимаясь лбом к холодной ножке кровати. – Благодарю Тебя!..»

Потом меня отпустило, и я села пить чай. Когда в дверь постучали, я не удивилась. Я знала, что он придет. В этом новом мире мы оба оказались внезапно и были очень нужны друг другу.

– Ну что, по бокальчику? – нарочито бодро сказал Вебер, сгибаясь, чтобы войти в каюту. В руке он нес графин с каким-то бордовым смузи.

– Ты включил «Телемед»? – игриво спросила я. – И снова соблюдаешь правила программы продления жизни? Признайся, тот твой ночной загул с виски сколько лет жизни стоил? Два года? Десять лет?

Вебер усмехнулся и разлил ягодный смузи по бокалам.

– Я не включал «Телемед», – сказал он, поднимая бокал, – твое здоровье! У твоего дяди Лени такие возможности по части нелегального подключения к Системе, что глупо себя ограничивать. Впервые за многие годы я пью не то, что полезно, а то, что вкусно. На кухне нашел, – он с удовольствием отпил из бокала и поставил его на стол.

Я поймала себя на мысли, что находиться рядом с Вебером физически приятно. Сейчас он был как запах озона после знойного душного дня. Наверное, он был таким и раньше, но видеть и чувствовать все это мне мешала ненависть. От которой, как известно, один шаг…

Вебер молча и внимательно меня разглядывал.

– Ты похожа и не похожа на мать, – сказал он наконец.

Я покраснела.

– Она сложная, а я простая, – поторопилась я сказать, – я помню, ты говорил.

– Не в этом дело. Она была слабой, извини. Ты сильная. Она была симпатичной. Ты красивая.

Я покраснела еще больше.

– Ты не любил ее?

– Нет.

– А зачем морочил ей голову?..

– Я не морочил. Она действительно тогда была нужна мне по работе. Потом, да, я увлекся ею на какое-то время, но, пойми правильно, у меня и в мыслях не было ее обидеть… Я ведь к ней и не прикоснулся. Она не изменяла твоему отцу, ты можешь быть спокойна.

Клубок моих эмоций был сейчас слишком запутан, и я не понимала, чего в моих чувствах больше… Облегчения? Обиды за мать? Новой злости на Вебера?

– Ты вообще любил когда-то? – спросила я неожиданно.

– А ты?

– Я первая спросила…

– И первая ответишь.

Хам. Я задумалась.

– Любила, наверное, – сказала я неуверенно. – Тима. Сначала. Уже и не помню теперь.

– А я помню хорошо, – уверенно ответил Вебер. – Я любил. Один раз. Мне было девятнадцать лет. Она была очень красивой. Да, скребь ее побери, она была идеальной. Я женился и был уверен, что это навсегда. А она оказалась маленькой дрянью, которая сорила моими деньгами, втайне от меня сделала аборт и в день первой годовщины нашей свадьбы изменила мне с соседским биоби-мастером. Больше я никого и никогда не любил.

Он помолчал. Я отпила это бордовое смузи. Да, действительно вкусно. Я была уверена, что тема любви исчерпана, но Вебер неожиданно продолжил:

– В юности я мечтал о женщине, которая была бы готова ради меня пожертвовать собой. Перебрал их десятки. Устраивал разные ситуации. Моделировал кризисные условия – ограбили меня, например, лишили рейтинга и статуса – и смотрел, как реагируют. Сбегали все до единой. Потом меня стало это забавлять. Я понял, что в молодости был наивен и преданных женщин, да и вообще преданных людей, – не существует. До конца с нами остаются только родители – и то не все и не всегда. А женщины, друзья и деловые партнеры разбегаются при первых же серьезных проблемах. Так я думал до вчерашней ночи…

– А что случилось вчера ночью?

– Вчера ночью в мой дом вломилась ты, вломила моему дракею и, рискуя собственной жизнью, спасла меня от смерти. Лара, я повержен.

И он низко склонил передо мной свою черную непокорную башку. Из красной я стала, по-моему, бордовой – ровно как смузи в графине.

– Ну справедливости ради, – проблеяла я, – я же не ради одного тебя жизнью рисковала…

– А ради кого? Ты могла остаться с Ником и остальными…

– Не кого, а чего… Ради идеи, наверное…

– Значит, я и есть идея.

Он покрывал медленными поцелуями мою руку, а мне казалось, что совсем рядом, в углу каюты, стоит Великий Господин тетушки Мириам и одобрительно кивает…

Авиакар опустился точнехонько на взлетно-посадочную полосу – я подумала о том, как хорошо, что люди больше не водят самолеты, человек бы так приземлиться не смог. Взлетная полоса была слишком узкой для гигантского лайнера, справа и слева плескался океан. Мы приземлились на искусственном острове в районе Малайзийского архипелага.

– Добро пожаловать в рай, – сказал дядя Леня, улыбаясь. – Это зона, невидимая для Системы и свободная от нее. Та самая зона F, о которой ходит столько сплетен. Она перед вами и, вопреки слухам, подчиняется не покойному Координатору смерти, который и собственную-то смерть не смог скоординировать, – Фельдман усмехнулся, – а нам, штабу Сопротивления. Давайте.

– Что давать?

– Биочасы. Здесь они не нужны.

Я посмотрела на небесно-голубой экран. Цифры и символы как будто взбесились, дрожали и сбоили, по экрану мелькали молнии помех. У Вебера было то же самое.

– Да, часы тут, похоже, не нужны, – весело сказала я, – но как вы их… ммм… из нас извлечете?

– О, это нетрудно.

В руках Фельдмана мелькнул маленький медицинский саквояж, он открыл его, достал пинцет и зажим.

– Это не больно, – улыбнулся он в ответ на мой тревожный взгляд, – смотри, я сначала себе…