Карен Уокер - Спящие [litres]

– Даже не верится, что все это происходит по-настоящему. – Одна из женщин качает головой и снова тянется к бокалу.

Мэтью молчит. Он сидит на качелях, скрестив руки на груди, и смотрит в темноту леса.

– Даже не верится, – повторяет женщина.

– А знаете, может, вы и правы. Может, все это не по-настоящему. – Качели мерно поскрипывают в такт движениям Мэтью.

Бедняга! Мэй многое бы отдала, лишь бы оградить его от взгляда, какой женщина бросает на своих коллег. Однако парень либо не замечает, либо ему все равно. Сама Мэй из другой категории женщин – сколько часов они убили на корректировку бровей, на идеальный бледно-розовый маникюр?

– Думаешь, мистификация? – уточняет гостья.

– Вы читали Декарта? – спрашивает Мэтью.

– Чувак, без обид, но избавь нас от вашей общажной белиберды, – вклинивается разговорчивый.

Мэтью умолкает. Мэй чувствует, как в нем разгорается гнев.

– Я, конечно, не специалист, но вот этот стол вполне себе настоящий. – Мужчина барабанит костяшками по столу. Зубы покраснели от вина. – Я не специалист, но мы видим одно и то же небо, вполне себе настоящее.

Мэтью откидывается на спинку качелей и улыбается, однако Мэй угадывает за улыбкой боль.

– Тогда другой вопрос, – не унимается Мэтью. – Каково вам, ребятам, наживаться на инвалидах? Каково быть частью насквозь прогнившей системы, которая постоянно взвинчивает цены, лишая детей инъекторов и ингаляторов? Взвинчивает просто так, по принципу «почему нет»?

– Обожаю студентов, – ухмыляется первый. – Чувак, поговорим лет через десять.

Мэтью не отвечает и скрывается в доме.

Мэй лихорадочно думает, как поддержать разговор, но на ум приходит только:

– И давно вы работаете вместе?

– Мы? – удивляется одна из женщин. – Да мы познакомились во вторник.

Мэй теряет дар речи. Ей особенно одиноко от очередного напоминания, как быстро другие находят между собой общий язык.

Какая-то представительница засыпает прямо на стуле. Всем сразу становится не по себе, и разговорчивый принимается трясти коллегу за плечо. Камень с души, когда женщина открывает глаза.

Она еще в полусне. Зевает и просит налить вина.

– Мне приснилось все наоборот. Как будто время повернулось вспять, – рассказывает женщина. – Раненый после выстрела вскочил, солдаты начали на него орать. А он перелез через ограждения и растворился в толпе.

Позже представители устраиваются на ночлег в гостиной. На предложение занять спальни отвечают отказом – вопреки всякой логике и предостережениям они решают держаться вместе, словно численность защитит их от недуга. Кому не хватило подушек, подкладывают под голову толстовки. Гости торопятся погасить свет, но не спешат расстаться с сотовыми, экраны причудливо озаряют их лица, пока они распростерлись на спине в ожидании сна.

Мэтью и Мэй задерживаются на веранде. Легкий ветерок из леса колышет китайские колокольчики, те отзываются мелодичным звоном.

– Наверное, нам лучше не ночевать с ними под одной крышей, – шепчет Мэтью.

Из дома доносится приглушенное рыдание – одна из представительниц плачет.

– Устроимся прямо здесь. – Мэтью кивает в темноту двора. – Я нашел в гараже палатку.

Палатка… Мэй снова осознает чудовищность происходящего, как все это не похоже на нормальную жизнь. Нельзя исключать любую, даже самую нелепую возможность.

– Переночуем во дворе, – заключает Мэтью.

Мэй волнуется из-за реакции гостей, однако ее неумолимо тянет разделить желания товарища. Она с радостью соглашается. Вскоре они уже копошатся во дворе, Мэй светит фонариком, пока Мэтью разворачивает полотнище.

Палатка совсем новая, судя по запаху, ее ни разу не вынимали из упаковки, чего не скажешь о тех, которыми пользуются родители Мэй, – запылившихся и протертых от многолетнего использования.

– Чертовы буржуи, – ворчит Мэтью. – Напокупают всякого дерьма, а оно потом валяется без дела.

Интересно, откуда он родом, этот паренек в застиранной толстовке и с поношенным рюкзаком?

– А о чем ты говорил там, на веранде? – шепчет Мэй. Мэтью сосредоточенно изучает инструкцию. – Якобы что все это не по-настоящему.

– Ты наверняка слышала подобное, – отзывается Мэтью, не поднимая головы.

Мэй терпеливо ждет.

– В общем, во сне мы зачастую не осознаем, что спим. Так?

– Так.

– А значит, мы и сейчас можем спать, просто не осознавая этого. – Речь Мэтью словно бурный поток, наэлектризованный гениальными идеями. – Хотя вопрос спорный с философской точки зрения. Кто-то из философов вообще считает сознание одним большим заблуждением.

Преисполненная отвагой, Мэй решается на отчаянный шаг.

– Мне нравится ход твоих мыслей.

Мэтью не реагирует, и Мэй клянет себя за несдержанность. Щурясь в свете фонарика, он разглядывает опорные дуги и поминутно сверяется с инструкцией. Вдалеке завывает сирена. Рокочут вертолеты.

– Помощь нужна? – интересуется Мэй.

– Да, не помешает. – Мэтью протягивает ей инструкцию.

Однако Мэй сама прекрасно ориентируется, наученная постоянными разъездами. Вскоре она вдевает дуги в специальные рукава.

– Я должен тебе кое в чем признаться, – говорит Мэтью.

Она мгновенно настораживается. Холодеет. По спине бегут мурашки.

– В чем? – От растерянности Мэй продолжает возиться с палаткой. Слышится шуршание нейлона. Пара минут – и палатка выпрямляется, как кораблик в бутылке.

– Знаешь компанию «Бейкер и Бейкер»?

В памяти всплывает реклама лекарств.

– Фармакологический концерн? Допустим.

– Мои родственнички, – доверительно сообщает Мэтью. – Я рос в охраняемой резиденции, учился в пансионе. Все мое существование оплачено грязными деньгами.

Истина никак не вяжется с обликом мальчишки в дырявой толстовке и драных сандалиях. Однако сам он как на ладони, живет настоящим, а не прошлым. От такого человека не ждешь сюрпризов.

– Но мне ничего этого не надо, – с отчаянием, словно оправдываясь, продолжает Мэтью. – Я считаю, так жить нельзя.

Интересно, как бы он оценил ее семью? Отец – скромный бухгалтер, мать – учительница, «вольво» на подъездной аллее.

Мэй показывает, куда вбить колышки. Вдвоем они вколачивают их в землю.

Мэтью забирается внутрь и разворачивает спальный мешок. Фонарик озаряет палатку, и та роняет на лужайку синеватые отблески. В палатке довольно тесно, и Мэй заранее предвкушает, как их тела соприкоснутся в невольной близости.

Мэтью опускается на траву, устремляет взгляд к небу. В глазах загадочного мальчика застыла грусть.

Мэй садится рядом. Его лицо так близко от ее лица.

Внезапный поцелуй. Мэй даже не успевает осознать, как опрометчиво они поступают. Поцелуй получается коротким и застенчивым.