Владимир Токавчук - Режим бога [litres]

Пригодина должны были застать в самый разгар преступления. И поскольку заступиться за сына алкашей некому, застать педофила должны были те, кому государство и делегировало полномочия по защите населения – правоохранительные органы. Но Фролов не зря прожил в России тридцать три года, возможность оперативного выезда по анонимному звонку – практически утопична. На помощь как всегда пришла умница МИБ. За несколько секунд она отобрала кандидата на подобный поступок – Роман Крестов, следователь при прокуратуре Комсомольского района. Искать новые сим-карты не было времени, Андрей набрал Крестова прямо на мобильник с номера Данилянца.

– Роман, добрый день. Я знаю, что мой звонок похож на бред, подставу или какой-то тупой розыгрыш. Но это не так. В лицее номер восемь уже много лет действует педофил. Это учитель физкультуры Алексей Олегович Пригодин. Примерно через час он совершит очередное насилие над десятилетним мальчиком в аудитории номер восемнадцать. Она находится в закутке, немного изолировано от других кабинетов. Там вечерами проходит шахматный кружок. Педофил закроет аудиторию, он всегда так делает, поэтому смело ломайте дверь…

– Подождите, подождите! – решительно перебил Крестов. – Кто вы такой? Если у вас есть информация о преступлении, почему бы вам не прийти и не дать показания?

– Я знаю, Роман, что вы один из тех немногих людей в наших доблестных органах, для которых спасение человеческих жизней важнее процессуальных моментов и просто тупой лени. У вас есть шанс застать этого урода на месте преступления, а не ввязываться в многомесячное расследование, по итогу которого есть все шансы, что вину педофила не докажут. Что скажите, вам мешает прыгнуть в машину и проверить мою информацию? Что?

– Кто ты такой, твою мать, что я должен прыгать в машину и ехать через полгорода ловить хрен пойми кого? А?

– Я делаю этот мир чище. Как и ты. Я мог бы лично убить суку, но разве это правильно? И вот я звоню тебе, а ты просто боишься попасть в глупую ситуацию. Неужели этот страх перевесит искалеченные детские судьбы?

В этот момент настала пауза, а МИБ сообщила Зеттатеррону: «Сомнения объекта превысили критический уровень. Вероятность выезда больше девяноста процентов». Разговор пора заканчивать. Андрей нажал кнопку с красной трубкой. По телу пробежала легкая дрожь, как будто слегка замерз. Андрей даже на секунду поежился. Это было странным, вообще-то сверхтело не чувствовало холода.

Разговор скорее разозлил следователя, нежели заинтересовал или удивил. Он действительно попал в глупую ситуацию. Ехать не хотелось, а не поехать было уже нельзя. Крестов бросил взгляд на настенные часы. «Кто это был?» – спросил напарник по кабинету, услышав негодования соседа. В принципе, вызвать наряд спецназа еще не поздно, но вероятность конфуза слишком высока. В сейфе лежал пистолет, из которого Крестов ни разу не стрелял, а доставал в последний раз больше года назад. Не ответив на вопрос соседа, Роман достал ключи и полез за оружием. «Ты куда со стволом собрался?» – удивился напарник. «Надо съездит в одно место и коечто проверить», – ответил Крестов. «Может наряд вызвать?» «Да там непонятно… Да и не опасно».

Охрана по удостоверению пропустила следователя без проблем. На улице смеркалось, в школе было тихо и пусто. Крестов не стал называть кабинет, в который хочет попасть, несмотря на предупреждение незнакомца о его укромном местонахождении. «Мало ли что, вдруг охранник в сговоре с педофилом», – решил он. Одинокая женская фигура показалась в другом конце коридора. Следователь попытался спросить у нее.

Восемнадцатый кабинет действительно оказался где-то в тупике, между раздевалкой и спортзалом. И действительно был закрыт. Крестов подергал ручку. И даже захотел уйти. «Меня же обо всем предупредили, – подумал он. – Было бы странно, если бы преступления в школе совершали с открытыми дверями». Он присел и приложил ухо к двери. Настолько тихо, что самый громкий шум создавали гудящие лампы. А потом за дверью послышались неразборчивые едва уловимые голоса. Дверь, по всем нормам пожарной безопасности, открывалась в коридор, что делало перспективу выломать ее с удара ноги сомнительной. Но это раньше в школах стояли мощные деревянные массивы. Лицей был престижным и двери давно поменяли на новые, красивые и непрочные. Роман подскочил, уперся ногой в стену, нажал ручку и со всей силы дернул на себя. Хилый замок поддался, отламывая кусок ДСП, а зажженный в аудитории свет представил на обозрения следователю следующую картину: наполовину лысый мужик со спущенными штанами стоял перед мальчиком, который держал его член в руке и испуганно смотрел на ворвавшегося дядю. Рука Крестова потянулась за пистолетом.

– На пол, падла! – заорал он на всю школу.

Пригодин, не поднимая штаны, потянул руки вверх. Передернутый предохранитель как бы намекал, что мужчина в сером плаще настроен серьезно. «Это все он. Данилянц…» – подумал учитель, утыкаясь лицом в немытый школьный пол. Педофил был уверен, что Данилянц – это кто-то из его бывших «шахматистов», выросший и решивший ему отомстить. Только они могли знать все то «будоражащее», о чем якобы мечтал Ахсан, а на самом деле грезил бывший учитель. Или о месте и времени его «актов поощрения». Непонятно для Пригодина было другое: «За что?» Ведь он считал, что искренне любил каждого и давал ему тот необходимый опыт, который в будущем поможет стать настоящим мужчиной. Спартанцем! Ни больше, ни меньше. Впрочем, идеологическую надстройку педофила в ближайшее время должны были оценить специально обученные люди в белых халатах.

Любовь Соколова не знала, что делать дальше. Обидно до слез. Собственно, этим она и собиралась заняться: выбрать укромное местечко и от души пореветь. В такие моменты чувствовала себя ничтожеством. Мусором на обочине жизни. «Почему одним незаслуженно все, а другим, кто изо всех сил пытается хоть чего-то добиться сам – ничего?» – задавала себе вопрос. Терпеть было невмоготу. Девушка села на первую попавшуюся лавочку и стала рыдать. Безысходность поступала комком к горлу и душила обидой. Мир казался омерзительной игрушкой в руках злого и несправедливого властителя судеб. Если бог и существовал, то он был именно таким. Как будто одни люди были его любимыми детьми, а другие – назойливыми надоевшими пасынками. В какой-то момент Люба поняла, что с ней происходило так всегда…

Андрей очнулся. За много прошедших с его выброса дней он решил поспать всего второй раз. Именно решил, потому что никакой физиологической необходимости в этом не было. Это можно сравнить с желанием принять ванну, в какой-то момент возникает, но событие можно откладывать до бесконечности. Да и назвать сном-то сложно. Состояние напоминало скорее глубокую медитацию с полным отключением от внешнего мира. И опять какое-то странное видение про Соколову. Может быть, именно эта проблема, вызвавшая в ней столь сильные переживания, и послужит поводом расстрела одногруппниц в университете? Правда, оставалось неясным, что это за проблема и откуда у девушки взялся пистолет…