Владимир Токавчук - Режим бога [litres]

И даже хорошо, что информатор решил, что ФСБ относится к этому делу «спустя рукава», якобы по своей халатности не организовав прослушивание рабочего телефона Крестова. Это в дальнейшем сыграет только на пользу спецслужбе…

В Тартарске по-прежнему стоял легкий морозец. Ясное небо открывало панораму звездного неба. Андрей стоял возле подъезда Соколовой и ждал девушку для вечерней прогулки. Когда-то Фролов был бы не против погулять вечером с неискалеченной Любой и без мыслей о жене, не одобряющей его встречи с бывшей пациенткой. Но такого никогда не случилось, а сейчас все было по-другому. И даже гораздо сложнее, чем в жизни хирурга. Его бытовые метания, связанные с симпатиями к Любови и угрызениями совести по отношению к Вере, выглядели сейчас беззаботно и даже мило. Потому что более-менее понятны. А что теперь? Кем теперь вообще приходилась Соколова на самом деле? Объектом, чью жизнь нужно повернуть на другие рельсы, чтобы она не наделала глупостей сама, и чтобы с ней не случилось трагедии?

Мысли Андрея прервал сам персонаж раздумий – наконец-то дверь подъезда распахнулась и на улицу вышла Любовь.

– Ты никогда не думала о вечности звездного неба? – спросил Андрей девушку. – Что менялись века, эпохи, эры, наконец, а ночная картина неба оставалось прежней? Ведь, если что-то произошло со звездой, которая находиться от Земли на расстоянии ста миллионов световых лет, то увидеть это мы можем только сейчас, хотя событие состоялось еще до появления динозавров. – А сколько до Туманности Андромеды? – спросила Люба.

– Где-то два с половиной миллиона световых лет. Мы ее наблюдаем в том виде, в котором она была, когда Homo sapiensа еще не существовало.

– Я когда думаю о таких вещах, прихожу к выводу, что вся эта жизнь – тлен… – Я думаю, что каждая секунда нашей жизни кому-то нужна… – Кому? Маме? Кому нужна каждая секунда моей жизни? – Богу… Соколова расхохоталась. – Я так начну думать, что ты из этих… свидетелей Иеговы.

«Начать разговор о будущем будет непросто», – подумал Андрей.

– Куда пойдем? – сказал он вслух.

В районе, где жила Соколова, идти-то особо некуда. Поэтому пара побрела, куда глаза глядят, поскрипывая свежим ноябрьским снегом.

– Ты никогда не задумывалась, почему тебе нравиться Туманность Андромеды? – спросил Андрей. – Ведь это вообще странно, что тебе она нравится. Это же не фильм и не музыкальная группа.

– Да уж, действительно, – ответила девушка, – немного странно… Если брать какой-то необъяснимый эмоциональный уровень, то, наверное, мне кажется, что там лучше, чем на Земле. Не знаю, почему именно там… Может, роль сыграл миф, в котором Андромеду спас Персей. Может, просто мечтаю, чтобы меня тоже кто-то спас…

– А ты веришь в предсказание будущего?

– Я верю, что человек сам его строит. Но… как бы это сказать… у него слишком мало простора для этого. Ты родился в какой-то семье или даже без семьи, и это то, с чем тебе жить потом до старости. Это напоминает игру в дурака, все игроки играют по-разному, кто-то хорошо, кто-то плохо, но если плохому игроку выпали одни козыри, а хорошему – мелочь, то тут уже ничего не изменишь, сколько бы пядей во лбу у тебя не было.

– Но есть поступки, от которых жизнь может резко измениться…

В этот момент Андрей почувствовал, что ему нехорошо. Если бы он был обычным человеком, то это можно как-то объяснить. Но как станет плохо тому, кто не может даже умереть, не то что заболеть? На самом деле подобные приступы уже ни в первый раз. Но каждый следующий был сильнее предыдущего. Последний раз Андрею поплохело, когда он позвонил Крестову, чтобы тот выезжал брать Вагина. Тот приступ был ощутимым, но сейчас стало совсем худо. Соколова испуганно смотрела на своего спутника, а потом он упал на снег.

Сверху висело звездное небо. Оно уже не было домом для бороздящего Вселенную Зеттатеррона. Оно как будто смеялось над этим беспомощно корчащимся на снегу материализованным ангелом, нагло решившим, что здесь он почти бог. Как будто кто-то специально заставлял страдать, чтобы пришло простое осознание – бог он только здесь, на самом дне, там на звездах совсем другие расклады. Андромеда была на месте, чуть выше созвездий Пегаса и Рыбы. Соколова права, там действительно лучше, чем на Земле. Как прав был и Сатана, сказав, что эта планета заберет нас всех, потому что она проклятая!

«Андрей! Андрей! – кричала Любовь. – Что с тобой?» Когда глаза ее спутника закрылись, Соколова перепугалась не на шутку. «Помогите!» – призывала она.

Эта сцена могла выглядеть по-другому. Если бы МИБ принимала какие-то конкретные образы, то теперь она могла бы сидеть напротив Зеттатеррона в виде сексапильной докторши в белом халате и очках, и внимательно выслушивать жалобы пациента. Но было даже не обыденно, а, скорее, жутковато: Андрей валялся на снегу как будто в предсмертной агонии, в груди давило и жгло одновременно, и сквозь застилающую сознание боль, он все-таки связался с базой, чтобы выяснить природу происходящего. Оказалось, что страдания приносила запечатанная вовнутрь сингулярность. Нужно уравновесить кармические весы при ликвидации каждого грешника. Вывести причинно-следственную связь Карателя в ноль. Чем больше был диапазон несправедливости между виной грешника и его приговором, тем сильнее должен страдать судья. Наверное, Раджабов заслуживал просто ареста и тюремного срока, но в момент своей агонии, Зеттатеррон понял, что ФСБ приняло его условия для встречи и дагестанского авторитета просто убьют.

В тот вечер пришлось долго успокаивать Соколову, врать про приступ астмы, в который она не хотела верить (тут пригодился врачебный опыт Фролова), но прогулка была безнадежно испорчена, и разговора про будущее девушки уже не могло состояться. Свидание проходило во вторник вечером, а в субботу утром Зеттатеррон уже знал, что Джабир Раджабов мертв. Также было известно, что это покажут в местных новостях, Раджабов был известным человеком в городе.

Чтобы хоть как-то скрасить досуг, Андрей отправился в кафе, чтобы выпить чашечку кофе и посмотреть по телевизору репортаж о смерти бандита. Кофе, конечно, не принес даже половины того удовольствия, которое когда-то получал от горячего напитка Фролов. А ведь был очень даже хорош.

Раджабов погиб в автокатастрофе. Что-то случилось с тормозами в его огромном «Лексусе», а поскольку утром в субботу пробок почти не было, автомобиль на скорости около ста двадцати километров в час не смог затормозить на перекрестке и врезался в бок самосвала. Удар был такой силы, что даже грузовик перевернулся. Очевидцы рассказывали, что внедорожник просто летел по улице, где стоял знак, запрещающий скорость больше сорока километров в час. Неудивительно, что правонарушитель закончил так грустно. Никто особо не заметил, что грузовик, спокойно проезжающий на зеленый, на какие-то секунды просто остановился, как будто дожидаясь горе-водителя. Раджабов мог свернуть на тротуар, но увидев пешеходов, предпочел лобовое столкновение. Все-таки было в нем какое-то благородство или, как говорят в криминальном мире, авторитет жил по понятиям.