Владимир Токавчук - Режим бога [litres]

Крестов стоял, слушал важного человека из Москвы и не верил своим ушам. Несколько секунд он сдерживал себя, чтобы не взорваться, но не выдержал, и его понесло:

– Отомстить? Генерал, ты в своем уме? Кому собрался мстить? И кем? Из-за твоих амбиций погибли двадцать отличных мужиков. Ты сделал их жен вдовами, а детей – сиротами! Ты хочешь, чтобы он убил еще пару десятков? Вы сами его спровоцировали! Помнишь наш последний разговор по телефону? Я сказал, у меня дурное предчувствие, что не надо искать с ним встречи. Ты же просто указал на мое место. А теперь звонишь мне среди ночи, показываешь реки крови, горы трупов и просишь помочь? В чем? Отправить на смерть еще кого-то? Знаешь, что я посоветую? Замять это дело и навсегда забыть про информатора, девушку и всех, кто еще был с ним связан. А случившееся просто признать терактом экстремистов. Только в этом случае никто больше не погибнет.

Выговорившийся Роман замолчал и уставился на Дармова. Это было дерзко, и он ожидал взбучку. Мол, ничего ты, лапоть, не понимаешь в делах государственной безопасности. И куда ты денешься с подводной лодки, будешь помогать как миленький. Но генерал безмолвствовал, а затем тихо проронил:

– Тут другую версию, кроме как о теракте, там наверху, и не доложишь. Не готовы мы еще с инопланетянами сражаться. И я был не готов. Все ты правильно говоришь, следак. Вот только ты сейчас завтракать пойдешь, а мне с этим теперь всю жизнь жить. Свободен. Тут без тебя народу хватает.

Дармов выкинул окурок и пошел обратно в здание. Как только он отвернулся от Крестова, по его щекам потекли скупые мужские слезы. Генерал не плакал давно. Было непонятно, чего больше в соленой боли: досады от полного провала или скорби о погибших людях. И хотя его учили никогда не мыслить в сослагательном наклонении, хотелось одного: чуть-чуть отмотать назад, хотя бы на сутки… А еще лучше было бы, навсегда забыть этот кошмар.

До двери в ОВД оставалось несколько шагов, когда краем глаза Дармов заметил на снегу странную, быстро двигающуюся в его направлении, тень. Он успел задрать голову, чтобы понять, кто ее отбрасывает, и на мгновение встретился взглядом с огромными черными глазами. Картинка стерлась за голубой вспышкой, мужчина схватился за голову, вскрикнул и рухнул в пушистый снег. Когда его откачали, генерал совершенно не понимал, как и по какому делу оказался в Тартарске. Позже врачи поставили диагноз, – микроинсульт с частичной потерей памяти. Дармов так и не вспомнил ни о существовании Крестова, ни информатора, ни девушки, которая, как потом выяснилось из показаний сотрудников милиции, почти весь день провела в ОВД на улице Герцена в качестве свидетеля ФСБ.

Через какое-то время Андрей поставил Любу на землю и развязал ей глаза. Она была совсем потеряна и напоминала выпавшего из гнезда птенца. Просто озиралась по сторонам, не веря, что перспективы ни за что сесть в тюрьму так резко переменились на реальную свободу. Девушка растеряно смотрела на своего спасителя. Снежинки падали и таяли на лицах. Вокруг было темно и пустынно. Город уходил спать, зашторивая окна белой снежной завесой.

– Да что вообще происходит?! – почти закричала Соколова. – Эти люди, они нашли у меня в сумке наркотики, они… – Тише. Я все знаю. Тебя больше никто и никогда не потревожит по этому делу. Ни один волос не упадет с твой головы. Я обещаю. Это была подстава. Они через тебя хотели добраться до меня. Прости. Это я во всем виноват. Я принес в твою жизнь сплошные проблемы.

– Да кто ты вообще такой? – спросила Любовь, уже захлебываясь слезами, и тут же, не дожидаясь ответа, уткнулась в мужское плече и стала плакать.

Андрей обнял ее и прижал к себе. Но на сентиментальности времени не оставалось.

– Люба, я все тебе расскажу. Я расскажу правду. Ты только поверь мне, хорошо?

Когда девушка успокоилась, они отошли к кустам, под которыми откопали в снегу пакет с деньгами. В этот момент Соколова заметила, что Андрей ходит в одних носках. Было непонятно, где он потерял обувь, но заскоблилась мысль, что он получит обморожение.

– Там нечему обмораживаться, – и этот комментарий опять выглядел странным. – Возьми эти деньги. Здесь почти двести тысяч. Не трать их на всякую ерунду и вообще никому не рассказывай про них. Используй только если случиться какая-нибудь беда. Дальше мы выйдем на дорогу и поймаем такси. Нужный нам таксист будет проезжать по ней через четыре минуты. Нужный он, потому что – неместный и едет транзитом в другой конец города, и никто и никогда не найдет его, чтобы допросить. Мы заедем в единственный сейчас работающий обувной магазин, и я куплю себе ботинки, чтобы не привлекать внимание. А потом я расскажу все остальное. Договорились?

Была почти полночь. Снегопад стихал. Пространство вокруг обелилось, оттого казалось, что ночь уже не будет беспросветно темной. Подсветка и вывески неработающих магазинов, занимающих весь первый этаж обычной девятиэтажки, кидали разноцветные отблески на молочную поверхность погребенной под снежинками брусчатки. Впрочем, один из магазинов все же работал, поэтому Андрей теперь стоял в новеньких ботинках, а Люба ожидала начала того самого проясняющего разговора, но вместо этого ее мужчина выдал:

– Ты хочешь выпить?

Соколова сдержано улыбнулась и кивнула, снять стресс было самое то.

– Тогда пошли купим вермута. Отопьешь – сколько сможешь. По нашей версии, ты вышла из ОВД около девяти часов…

– По нашей версии?

– Поскольку тебя видело все ОВД, скорее всего, допросят. Но так как никто на самом деле не собирался заводить на тебя уголовное дело, всем говорили, что ты свидетельница готовящегося теракта. Так сказали даже твоей маме. Когда тебя вызовут на допрос, ты просто скажешь, что заметила, как в метро незнакомец оставил сумку и стал уходить в другой вагон. Ты стала кричать ему, что он забыл багаж, но тут и появилось ФСБ. Сумку забрали. А держали тебя так долго, потому что хотели привезти на опознание того человека. А вышла ты из милиции около девяти вечера, никого так и не привезли, и тебя отпустили. Камеры с восьми до одиннадцати ничего не покажут, поэтому опровергнуть эту довольно правдивую версию не сможет никто. Так вот, вышла ты около девяти, а домой приедешь в первом часу. Где ты была? Правильно, пила с нервяков. От мамы, конечно, будет взбучка, но это пережить можно. Все запомнила? Вот, кстати, твой телефон. И хотя твоя мама места себе не может найти, звонить сейчас ей не стоит.

– А что случилось с остальными людьми в ОВД? – осторожно спросила Соколова.

– Те самые террористы, план которых сорвался, приехали вызволять своего, потому что около десяти вечера, когда тебя уже не было, его все-таки доставили до места назначения. В живых не осталось почти никого.