Дейвид Бриттон - Трилогия Лорда Хоррора [litres]

Втайне, несмотря на очевидную эксцентричность лорда Хоррора, Экер ставил его высоко. Он пробыл с хозяином дольше брата. Всего на несколько часов, вообще-то, но это все равно придавало ему старшинства. Он с готовностью взял на себя двойную роль как соблазнителя, так и жертвы суровой болезни хозяина. Сама по себе вчерашняя охота опьяняла – и была очень смешна. Из-под покрова глубокого куста он наблюдал за удлиненной фигурой лорда Хоррора: вытянувшись с военной четкостью, она темной хищной птицей смещалась по садам. Он искал компоненты, умело раздвигая клинком густой кустарник, и вскоре нашел съежившуюся жертву, предупрежденную известием, что Хоррор опять вышел на поиски, и сбежавшую со своего поста в караульной.

– Хозяин! – вскричал седовласый черный в отчаянии. – Я был вашим главным стражником тридцать лет!

– Еврей! – Ухнув, Хоррор прыгнул на пятнадцать футов в самые заросли. В углу его рта пузырилась водянистая слюна. – Я всегда в тебе сие подозревал, черный ты еврей, хоть и притаился!

В своих стремленьях починить важное усиливающее оборудование лорд Хоррор видел в съеженном негритосе лишь электросхемы и ценный материал для запчасти. Тот задумал помешать его поиску, не предоставив себя добровольно. Лорд как можно яростнее встал на дыбы и с неотвратимостью обрушил на него свою пеккадилью.

– Ебаный черный еврейский жопосос!

Из-за куста высокой вонью всплыл аромат крови, мочи и испражнений и силой своею защекотал в ноздрях Экера.

Через час после размещенья закусок хозяина перед батареей компьютеров Экер удалился вниз и принялся сосать кровавый апельсин. В кухонном сумраке он выглядел чуть выше своего брата-близнеца. Не для него этот Менгов кричащий трансвеститизм. По контрасту он был обряжен в строгое черное. Тощее веганское лицо его обрамлялось черным бархатным клобуком. Мышиное тельце подчеркивалось миниатюрным индиговым нарядом, напоминавшим Оливье в роли Ричарда Третьего. Монашеская сутана с капюшоном, иссиня-черная, и бриджи в обтяжку. К левому бедру пристегнут короткий тонкий кинжал.

Лицо у него тоже напоминало грызунье; цветом бурое, нарушалось оно лишь жестокими белыми губами. За едой он перебрасывал, покручивая, кинжал из одной руки в другую. Себе под нос пери этом он шептал, ни к кому конкретно не обращаясь:

– Клюй, Елдик, клюй! Алкаш на четыре гуся, такая доблестная птичка! Ха, эк славно сказанул!

Раздраженный ожиданием и понуждаемый покалываньем множества бритвочек, плотно приклеенных лентой к голой коже под одеждой, после обеда Хоррор вышел наружу еще раз и пружинисто прошелся до старого склепа. Грядущая встреча пробудила в нем множество ассоциаций с лагерем смерти на острове. Оплетенная цветами труба, выстроенная из красного кирпича, сужалась кверху, черты ее резко заостряли все его чувства и отпирали воспоминанья о тех временах, когда сам он трудился в услужении ей. Она высилась над двухэтажным зданием из камня и бетона – и всеми его грезами.

От петуний, развешенных гирляндами по этой огромной квадратной трубе, долетела волна запаха черной смородины и напомнила ему, что все в этой конструкции ныне прискорбно являет ветхость и запустенье. Бирманские джунгли вознамерились вернуть себе свое; но так было не всегда. Он задумчиво остановился под сенью здания. Пока размышлял, внимание его привлек некий звук поблизости, и он повел в ту сторону головой. Под огромным мертвым деревом пинкадо, увешанном гирляндами паучьих орхидей, на ствол опирался Менг. Близнецу было что сказать, и он подкрался к хозяину, но ни тот, ни другой так и не заговорили. Дело может подождать, подумал Хоррор. Пусть Там пойдет и себя выебет.

Рассеянно близнец высвободил из пояса один из множества своих кинжалов и принялся остругивать сухую веточку. По его красному платью были размазаны яичные пятна от завтрака. Лицо его почти что затенялось трепетом рощи молодых диких лаймов. На деревцах росли белые восковые цветки и пахли остро, бергамотом. Менг хранил молчание. Он умел судить о хозяйских настроениях: когда говорить, а когда молчать в тряпочку.

Взгляд Хоррора отскочил прочь. Вдали мандалайский поезд, груженый рисом, черною гусеницей полз через пейзаж. Хоррор искательно посмотрел на него, затем повернулся к Менгу. Показал на склеп:

– У нас тут отличная продукцья, – сказал он. Его кольнуло неразумным счастьем. Двадцать лет назад в этом самом месте все кишело почище, чем на Пиккадилли-Сёркус. Из рева толп выбивался его собственный голос, высокий и напористый. « Deutschland über Alles » перекатывалось отголосками по всем эфирным волнам мира больше десятка лет.

Он уже привык видеть газовые вагоны с их пузатыми умбряными контейнерами. Первые применили летом 1941-го в Хелмно. Когда проложили Бирманскую железную дорогу, они оказались несложным и экономным способом транспортировки бесконечных линий «циклона-Б». На каждом вагоне стояли официальные печати господ Теша и Стабенау, оттиснутые красной краской на боку. От пляжей к каменному строению поезда описывали долгую наклонную петлю, тащились сквозь рисовые чеки, вздымая перед собою воду мелкими волнами над путаницей оросительных канав. В самих строениях зондеркоманды быстро выгружали содержимое вагонов в поджидавшие камеры.

В этом склепе Хоррор нарастил себе человечности. Он с наслажденьем занимался экспериментами, предназначенными к испытаниям человечьего тела на стойкость к большим высотам, крайним температурам, инфекциям тифа, желтухи, горчичному газу, костным трансплантатам.

Сквозь эти громадные железные двери он проходил с обершарфюрером Молле и доктором Менгеле. Двери располагались по всей длине Восточного Крыла здания. В те дни были они хорошо отполированы и сияли. Обершарфюрер Молле втаскивал проклятых евреев в распашные створки, ведшие к печам. Воздух снаружи был красен от серных выхлопов. Громадные языки пламени вздымались кармазинным ураганом меж громоотводами, под разными углами закрепленными на квадратных верхушках труб. Вспоминая, лорд Хоррор зримо теплел и с наслаждением сплетал руки.

Круглые сутки готовилось здесь адское варево. В натриевом пламени и громадных вентиляторах «Экзатор» они обнаружили идеальное средство от туберкулеза и сифилиса – да и, между прочим, от всех лагерных болезней.

Именно тут, среди евреев, Хоррор впервые встретил Менга и Экера. Необычайный акт милосердия: близнецов к нему привел доктор Менгеле. В своей одержимой погоне за арийской чистотой доктор рассекал таких близнецов в европейских лагерях, и отметины скальпеля на Менге и Экере были еще свежи, когда они поклялись в вековечной верности лорду Хоррору.

– Дорогой мой лорд, – обратился к нему Менгеле. После чего заломил аккуратные свои руки и принялся читать ему лекцию; Хоррор ощутил себя на студенческом семинаре. – Существует два вида близнецов – однояйцевые и двуяйцевые. Близнецы, рождающиеся из одного яйца, всегда идентичны, как во внутренних своих проявленьях, так и во внешних, и обычно бывают одного пола. Их называют полными, однояйцовыми или монозиготными. Близнецы, рождающиеся из разных яиц, напоминают друг друга во внутренних и внешних своих характеристиках, скорее как братья и сестры. Они не совершенно идентичны и примерно в половине случаев принадлежат к различным полам. Известны они как двуяйцовые, разнояйцовые или дизиготные близнецы. Менг и Экер принадлежат к последней разновидности, но их пришлось разъединить хирургическим путем.