Тед Чан - Выдох [сборник litres]

Наконец я увидела свою посылку. Я едва не упустила ее, потому что высматривала мужчину, но с ней вышла молодая женщина. Она поставила коробку на тротуар, чтобы поймать такси. Девушке было не больше восемнадцати – слишком молода, чтобы работать в музее. Поначалу я приняла ее за сообщницу Мартина Осборна, которую тот втянул в свои преступные схемы, но потом осознала, что проявляю такой же шовинизм, как мужчины, чьи предрассудки постоянно меня раздражают.

Я подошла к ней и спросила, не она ли «Мартин Осборн». После долгой паузы девушка смирилась с тем, что ее поймали, и сказала:

– Да. Это вы отправили телеграмму?

Я ответила утвердительно. Я готовилась обстреливать страстными обвинениями бандита, которого ожидала встретить, но, столкнувшись с молодой девушкой, не знала, что делать дальше. Я представилась, а она сказала, что ее зовут Вильгельмина Маккаллоу. Фамилия была мне знакома, и, охваченная внезапным подозрением, я спросила, не родственница ли она Натану Маккаллоу.

– Он мой отец, – ответила девушка.

Это все прояснило; она была дочерью директора Музея натурфилософии Университета Верхней Калифорнии в Окленде. Никто из персонала не удивился бы присутствию директорской дочери в хранилищах.

– Надо полагать, реликвий в этой посылке нет? – спросила она.

Я ответила, что нет. Она подняла коробку и бросила в ближайшую урну.

– Итак, вы меня нашли. Что вам нужно?

Я сказала, что для начала она может объяснить, зачем украла реликвии из отцовского музея.

– Я не вор, доктор Моррелл, – ответила она. – Воры крадут для личной выгоды. Я взяла реликвии во славу Господа.

Я спросила, почему она пожелала продать реликвии за низкую цену, раз хотела поддержать строительство Йосеметского собора. Она ответила:

– Думаете, я пыталась собрать деньги на собор? Собор меня не интересует. Я хотела, чтобы как можно больше людей смогли приобщиться к реликвиям. Я бы раздала их бесплатно, но тогда никто бы не поверил, что они настоящие. Я не могла продать их сама, а потому отдала тем, кто может.

Я заметила, что люди могли бы приобщиться к реликвиям, посетив музей.

– Никто не видел реликвий, которые я взяла. Они пылились в шкафах. Университету нет смысла копить столько вещей, которые он не может выставить.

Я сказала, что все музейные смотрители хотят иметь возможность выставить как можно больше вещей из своей коллекции. Сказала, что они чередуют экспозиции.

– Множество экспонатов никогда не выставляется, – ответила она, и я не могла с этим спорить. Она достала из сумочки раковину первого моллюска, с гладким центром, окруженным годичными кольцами. – Я показываю ее людям, когда говорю с ними о Боге, и она производит впечатление на всех. Представьте, сколько людей могли бы укрепиться в вере благодаря реликвиям, которые лежат в запасниках музея. Я пытаюсь использовать их во благо.

Я спросила, давно ли она берет реликвии из музея, и она ответила, что совсем недавно.

– Скоро человеческая вера подвергнется испытанию, и некоторым понадобится поддержка. Вот почему реликвии должны быть доступны. Они развеют людские сомнения.

Я поинтересовалась, что за испытание веры грядет. Она сказала:

– Вскоре об этом выйдет статья. Я знаю, потому что отца попросили написать на нее рецензию. Прочитав эту статью, многие утратят веру.

Я спросила, вызвала ли статья кризис веры у нее лично, и она отмахнулась.

– Моя вера непоколебима, – сказала она. – А вот вера моего отца…

Мысль о том, что ее отец может переживать кризис веры, показалась мне невероятной; будучи ученым, он должен был испытывать сомнения в последнюю очередь. Я спросила, по какой дисциплине была статья, и она ответила:

– По астрономии.

Признаю, Господи, что всегда была невысокого мнения об астрономии – она казалась мне скучнейшей из наук. Науки о жизни производят впечатление безграничных; каждый год мы открываем новые виды растений и животных и все больше ценим искусность, с которой Ты сотворил Землю. Ночное же небо, напротив, конечно. Все пять тысяч восемьсот семьдесят две звезды были внесены в каталог в 1745 году, и с тех пор не открыто ни одной новой. Все звезды, которые астрономы изучили более пристально, идентичны по размеру и составу – и что с того? Звезды по своей природе обладают немногочисленными свойствами; они – задник, на фоне которого выделяется Земля, и напоминают нам о том, какие мы особенные. Мне всегда казалось, что выбирать исследование звезд – все равно что предпочитать тарелку лежащей на ней пище.

И потому меня не слишком удивляет, что статья по астрономии может заставить людей упустить из виду то, что важно, хотя я бы скорее ожидала такой реакции от обывателя, а не ученого. Я спросила Вильгельмину, что написано в статье, и та ответила:

– Ерунда.

Я попросила рассказать подробней, но она лишь заявила, что это теория, придуманная для того, чтобы вызывать сомнения.

– И все это основано на чем-то, что кто-то увидел в телескоп! – сказала она. – Каждая отданная мной реликвия представляет собой доказательство, которое можно подержать в руках. Ты знаешь, что оно не лжет, потому что можешь его коснуться. – Она положила свою раковину мне в ладонь и потерла моим большим пальцем границу между гладкой серединой и кольцами. – Как кто-то может в этом сомневаться?

Я сообщила Вильгельмине, что мне придется поговорить с ее родителями о том, что она сделала. Судя по всему, ее это не встревожило.

– Я не стану извиняться за то, что приблизила людей к Богу. Я знаю, что нарушила правила, но это правила нужно менять, а не мое поведение.

Я сказала, что люди не могут нарушать правила лишь потому, что они с ними не согласны, ведь, если все будут так делать, общество перестанет функционировать.

– Не говорите глупостей, – ответила она. – Вы солгали, отправив телеграмму от имени мистера Даля. Почему? Потому что верите, что все мы должны иметь право лгать? Конечно, нет. Вы обдумали ситуацию и решили, что ложь оправдана. И вы готовы отвечать за свой поступок, не так ли? Вот и я готова. В этом нуждается наше сообщество, а не в бездумном соблюдении правил.

Хотелось бы мне в ее возрасте обладать ее уверенностью. Хотелось бы мне обладать такой уверенностью сейчас. Лишь во время полевых работ я уверена, что выполняю Твою волю, Господи. Когда же дело касается подобных вопросов, я всегда испытываю сомнения.

– Сейчас отец в Сакраменто, – сказала Вильгельмина. – Если хотите поговорить с ним, приходите к нам домой завтра до девяти утра. – И она дала мне адрес.

Я сказала, что ей самой лучше тоже быть дома, и она явно оскорбилась.

– Разумеется, я буду. Я не стыжусь того, что сделала. Вы меня не слушали?

Завтра я поговорю с доктором и миссис Маккаллоу. Все получилось совсем не так, как я ожидала, покидая Чикагу. Я готовилась отправить под суд преступника, а вместо этого придется сообщить родителям о скверном поведении их ребенка. Или уместней будет сказать, их дочери? Она не ребенок и не преступница, но я не знаю, кто она. Будь она преступницей, я бы лучше понимала свое положение. А так я лишь сбита с толку.