Константин Волков - Есть только сон

— Закрой глаза, расслабься. Готов?

— Угу, — от присосавшихся к запястьям и вискам датчиков по коже пополз тревожный холодок. Сергей поёжился.

— Не волнуйся, через пару часов мы тебя вернём. Осмотришься, и домой. На рожон не лезь, договорились? Хорошо бы поставить маячки, только не вздумай рисковать. Если что-то пойдёт не так, возвращайся своим ходом. А мы уж встретим. С оркестром.

И словно ток по нервам… бум!.. трах!.. скрученное судорогой тело… мрак, разбитый на осколки отблеском воображаемой вспышки, липкая тишина. Вдруг зыбкими мазками наметились контуры, пришли звуки, за ними — запахи. Получилось, получилось же! Тренировки, тесты, медицинские, будь они неладны, процедуры. И снова тренировки, тесты и процедуры. Получилось, а радости нет, лишь вцепившаяся в горло стальным спазмом тошнота. Чёрт, никто не предупреждал, что будет больно!

Сергей осмотрелся. Город. Не слишком высокие серо-блёклые дома. Грохот. Над головой скрипит вагонами допотопный монорельс. Тёплый ветерок треплет волосы, пахнет железом, разогретым камнем и пылью. Надо бы подняться, сидящий на тротуаре человек обязательно привлечёт внимание.

Ничего подобного! Люди проходят мимо. Некоторые бросают косой взгляд, другие будто не замечают. Эй, не видите, мне плохо? Мне помощь нужна! Вы все здесь такие… э-э-э… нелюбопытные? Впрочем — к лучшему. Идите себе, а то начнёте задавать вопросы.

Сергей кое-как поднялся и сделал десяток неверных шагов. Тело словно чужое. Оно и есть чужое, спохватился Сергей, но не настолько же! По первым ощущениям — так себе тело. Тяжелее, чем он привык. Дряблая мускулатура, пузо выпирает… Тьфу, тюфяк!

Сплюнув на тротуар накопившуюся во рту горечь, Сергей сделал ещё несколько шагов. Тут его и окликнули. Не обратил бы внимания, но лёгкий хлопок по плечу вынудил обернуться. Маленький, с розовой лысиной и пегой щетиной толстячок, прищурившись, разглядывал Сергея.

— С вашего чипа поступил сигнал. Функциональный сбой в работе организма, — сказал незнакомец. Вроде бы понятные слова, но прозвучали они странно. «Функциональный сбой», будто не про организм, а про механизм… А человечек смахнул со лба испарину и почти сочувственно пояснил: — Я же вижу, вам плохо! Вы в состоянии проследовать к социальному медпункту?

Сергей мотнул головой. Может, и в состоянии. Знать бы ещё, где этот пункт находится и что это, вообще, такое?

— Тогда я вынужден оказать вам немедленную первичную помощь, — толстячок выжидающе посмотрел на Сергея, видимо, ожидая, какое решение тот примет. А какое должно быть решение? Сергей и этого не знал, а потому молчал. Человечку надоело ждать, он достал из кармана небольшое матово-чёрное приспособление, и Сергей почувствовал, как прохладный и твёрдый прибор коснулся запястья. Глаза незнакомца на мгновение закрылись, а когда он вновь заговорил, в голосе его послышалось куда больше уважения. — О, вы можете себе позволить любую помощь. Да, любую. Не обеднеете. С вашим-то уровнем кредитоспособности…

А затем еле слышно зашипело, что-то влажно брызнуло на запястье, и сразу сделалось хорошо. Легко и весело стало.

— Будьте здоровы! — пожелал толстячок казённым голосом.

— Спасибо, доктор, — запоздало поблагодарил Сергей, когда толстячок уже подошёл к машине с красным крестом на белом боку.

Сергей, озираясь, брёл по улице. Здания серые и невысокие, зато город утопает в зелени, даже из растрескавшегося тротуара пробивается несмелая травка. Транспорт почти весь, насколько можно понять, общественный, а небо свободно от машин. Улицы малолюдны, а то, что прохожие не помогли, когда Сергею было плохо, тоже понятно. Знали, что сигнал ушёл куда надо, профессионал сейчас прибудет и в два счёта справится с проблемой. Хорошо у них это устроено! Умно!

Да, Сергею город понравился. Не шумно, не людно, не суетливо. Только назойливо лезет в глаза, впивается в мозг непонятная реклама. В карманах ни документов, ни денег, ни средств коммуникации. Зато, как сказал врач, у него высокий уровень кредитоспособности. Пока не ясно, что это означает, но звучит хорошо. Конечно, этот самый уровень принадлежит прежнему хозяину тела. Ну, не для удовольствия же Сергей залез в чужой кошелёк — для науки…

Сергей остановился. Знакомая вывеска, будто из юности выпрыгнула. Кафе с названием «Майский ландыш». Такое же было недалеко от того самого дома… Знак? А чёрт его знает.

Сергей зашёл. Пусто, тихо и сумрачно. Играет тихая и непривычная уху музыка. Столики свободны, лишь за одним расположилась небольшая компания. Тусклый бледный толстяк, худой прыщавый парнишка и эффектная стройная рыжеволоска. Ни бара, ни официанта. Сергей сел у окна и стал наблюдать.

Кому какое дело до ссутулившейся за дальним столиком личности? Антоху этот человек ни капельки не интересует. Куда забавнее рассматривать окружающий мир сквозь бокал вишнёвого пива. Этот самый мир, преломившись в мутноватой красной жидкости с поднимающимися со дна строчками пузырьков, кажется таким забавным! Ладонь ощущает приятную прохладу; стенка бокала запотела, по ней, оставив блестящую дорожку, сползла капелька, поверх напитка ещё не опала весёленькая розовая шапочка пены.

Хоть пойло и дрянное, Антохе оно почему-то нравится. А Вадику нет. Антоха знает, что Вадик терпеть не может синтетический алкоголь. Тем паче он не может терпеть безалкогольные эрзацы, которыми балуется Олеська. Вадику хорошо от всего натурального. Только денег у него не так, чтобы много. И всё равно он платит за натуральное. Понять бы, какой смысл платить втридорога за то, что через несколько часов ты сможешь взять почти даром? Это не про пиво, это про всё на свете.

Олеська не умеет молчать — она всегда болтает. Много и громко, о разных вещах одновременно и, в общем-то, ни о чём: о скором отпуске, о позавчерашней вечеринке, о переводе в другой отдел, опять о вечеринке, о том, как она то ли на вечеринке, то ли на новой работе отшила какого-то там козла, который… Её никто не слушает: болтает и пусть болтает, кому от этого плохо?

Олеськины словоизвержения трассерами летят мимо Антохиных ушей. Во-первых, он слышал это, или почти это, или совсем не это, но похожее на это уже неоднократно, а во-вторых — да не интересно же! Гораздо интереснее Антохе сама Олеська: невысокая худышка с золотисто-рыжими волосами. Веснушка-конопушка, но что-то же в ней есть! И даже много-много чего. И сверху, и снизу, и посерёдке. Иначе стал бы он каждую ночь… Эх, рассказать бы Олеське, что он с ней вытворяет по ночам, да нельзя — вдруг обидится! Хотя… сама же и подогнала ему свой образ. Вроде как похвасталась, что с неё образы лепят. Пользуйся, говорит, извращенец, от меня не убудет. Пошутила, значит, а он и пользуется. И всё же то, что происходит по ночам, — личное дело каждого, а сейчас здесь сидят просто старинные, ещё со школы, друзья. И точка!