Станислав Романов - Будущее человечества

В обширном, разделенном прозрачными перегородками зале поблескивали под лампами ряды металлических стеллажей с клетками-контейнерами, в каждом из которых суетились, шуршали, попискивали мышки. Воздух в зале был прохладный и свежий, свет яркий, но не слепящий — автоматика по контролю внутренней среды работала отлично.

Когда-то пытались уход за лабораторными животными поручить роботам, но не пошло: мышки, да и крысы с кроликами, болели и чахли без видимой причины. Решили, что виной тому избыток электромагнитного излучения. Так это или нет, а когда в виварий вернули рабочих-людей, все наладилось.

Между рядами разносилось ласковое бормотание Нгози — студент-биолог из Судана, он с удовольствием подрабатывал в виварии техником. Эдик окликнул его. Черная голова Нгози, увенчанная копной дредов, высунулась из-за стеллажей:

— Привет, брат-начальник!

Пританцовывая, Нгози подошел к Эдику, быстро отчитался о каждом отсеке: все в порядке, только в триста шестнадцатой Эй-Пи-Пятый что-то захандрил. Может, в изолятор его?

— Всю триста шестнадцатую в изолятор! — распорядился Эдик. — И от триста десятой до триста пятнадцатой еще разок сканером пройдись. Все в одном опыте, мало ли что…

Нгози кивнул и утанцевал исполнять поручение. А Эдик направился в дальний угол, где на стеллаже с животными третьей категории — «дикими» и помесными — стояли три контейнера с его любимцами, мышками линии ЭБ-257бис.

Обычно Эдик имен лабораторным животным не давал и душевно старался не привязываться. Известно ведь, какая у подопытных зверушек судьба — пожил чуток, и под микроскоп. Экспериментатором Эдик был пытливым и любопытным, но процесс эвтаназии животных по окончании опыта так и не полюбил.

Тем милее ему была Мышаня с выводком, папаша Фредерик и их холостые братья и сестры. Их не надо было умертвлять, наоборот, они должны были жить как можно дольше! Они и жили. Шуршали в своих просторных апартаментах, здоровые, гладенькие, с серебристо-серой лоснящейся шерсткой. Эдика узнали, обрадовались — встали на задние лапки, потянулись к его рукам подвижными носиками, тонкие усики задрожали от интереса. Только мышата как ни в чем не бывало гонялись друг за другом по клетке.

Полюбовавшись зверушками, Эдик угостил их сырными крошками и с чистой совестью уселся за компьютер в своей комнатенке. Заглянул в почту, пробежался по международной базе данных трансгенных животных. Прекрасно! У конкурентов из Китая и Америки ничего подобного и близко нет. Статья отшлифована двадцать раз, править нечего, шефу показать не стыдно. Только графики дополнить не мешало бы…

И он вносил новые данные, пока не услышал за спиной знакомое покашливание.

Эдик вскочил:

— Здравствуйте, Андрей Николаевич!

Шефа он искренне уважал: тот уже был известным ученым, когда Эдик еще пускал пузыри в колыбели. За прошедшие тридцать лет шеф не потерял ясности ума, педантичной внимательности и не превратился в закоснелого ретрограда, а перспективные направления работы просто нутром чуял.

— Приветствую, Эдуард, приветствую!

Шеф, одетый по старинке в хирургический костюм и длинный белый халат, смотрел на Эдика с благосклонным интересом. Он первым подал руку для рукопожатия, затем подтянул к себе вертлявую табуретку, уселся:

— Давайте. Показывайте вашу сенсацию.

Эдик, волнуясь, начал:

— Андрей Николаевич, помните, три года назад мы закончили проект по репарации ДНК? Ну, тот, по гранту от космонавтов?

— Помню, Эдуард, помню, — покивал шеф. — Склероз нынче лечится. Кстати, привет вам от Селии. Марсиане у нее нашу косморепаразу расхватывают, как горячие пирожки, прямо с линии фасовки. Обещала нам новые гранты вытрясти от «Объединенного космического концерна» и от «Марсовых копей».

Эдик расплылся в улыбке. Приятно знать, что твои труды пошли на пользу человечеству! Сколько лет колонизация Марса была под вопросом из-за космической радиации. И вот, пожалуйста! Разработанная в их лаборатории, выращенная в культуре химерных клеток, опробованная на Эдиковых мышках репараза чинит ДНК так ловко, что повышает устойчивость человека к облучению в тысячи раз. За три года эффективность косморепаразы доказана более чем убедительно.

Понятно, что теперь космонавты не поскупятся!

Да, но сегодня речь не об этом.

— Андрей Николаевич, я же испытывал косморепаразу на мышах… вернее, пытался получить линию с модифицированным геномом… Помните, не срослось? Вектор-вирус плохо цеплялся, комбинация неустойчивая, терялась в первом поколении. Ну, мы отступились тогда.

Шеф хмыкнул:

— Еще бы. От нас окупаемости требуют. На культуре клеток репаразу выращивать коммерчески выгодно, вот на этом дирекция и остановилась. Директору то подавай, что дешево и сердито. Ближе к делу, Эдуард.

Эдик откашлялся:

— У меня в эксперименте была линия мышей, ЭБ-257бис. Двадцать штук. Контрольные образцы — с репаразой, но без воздействий. Эти здоровенькие получились. Девять из них я исследовал в разные сроки, как положено. Потом эксперимент закрыли, а одиннадцать мышек осталось. Ну… я их утилизировать пожалел. Решил заодно продолжительность жизни оценить. Вы согласились, помните? Ну вот. Прошло три года. А мышки мои ни на день не постарели!

Шеф скептически заломил бровь.

— Честное слово! — заторопился Эдик. — Сто раз проверял! Состояние, активность… Зубы смотрю. Анализы беру раз в квартал. Дитриху из ветслужбы показывал — он им больше шести месяцев не дает! Хотите сами взглянуть?

— Ведите.

Эдик провел его к мышкам.

— У вас тут выводок? Интересно, — задумчиво сказал шеф, разглядывая шустрых зверушек. — Первый раз вязали?

— Ага. Андрей Николаевич, у них генетические карты сходные! Ген косморепаразы от родителей перешел, не выпал! РНК в лейкоцитах определяется. Белок синтезируется нормальный, с нормальной функцией. А у родителей… Смотрите!

Эдик схватил с полки планшет, в два касания вызвал генетические карты и графики микрохромосомного анализа:

— Это родители. Тут ДНК стволовых клеток. Тут — эпителия из ротовой полости. Видите? Идеальное состояние, полное совпадение с первым обследованием. Никаких поломок, никаких мутаций. Даже профиль метилирования один и тот же что в возрасте двух месяцев, что сейчас! И процент апоптоза в тканях минимальный.

Он менял картинки на экране, вызывал новые и новые графики. Все они подтверждали, что здоровье мышек идеальное, несмотря на солидный возраст. И что на клеточном уровне нет ни малейших признаков старения.

— Хм. Вечно молодые мыши, значит. Любопытно, — сдержанно произнес шеф.

— Да! — в Эдике бурлил энтузиазм. — И… Ген репаразы известен, вектор-вирус тоже. Методику можно опробовать на других животных! Даже… на людях. Срок жизни в несколько раз увеличится. Представляете?!