Станислав Романов - Будущее человечества

Искат внимательно прочитал слова на обложке книги. Несколько раз шепотом произнес по буквам, слыша свой голос, искаженный свежкой. Два очень простых слова. Коротких и знакомых, хотя вместе они не складывались ни во что понятное, ни во что прямое. Но он был окрылен своей удачей и верил, что только такими словами может быть передана истина для новых законов.

Первую добычу пришлось оставить. После его прыжков книга с названием «Коран» рассыпалась в мешке, осталась только обложка. Вытряхнув мешок, искат огорчился, что книг он принесет не две…

Ничего. Принесет одну, но какую!

Он уложил новую книгу в середину мешка. Прикинул оставшееся время свежки и двинулся к выходу.

Со свежкой он просчитался. Назад часть дороги шел, дыша сквозь завязанный на лице шарф. Фильтра в противогазе не хватило до полей, окружающих брошенный город — «мертвец», как такие называли в обрат «житцам». Он шел и взывал к своей удаче, чтобы она не позволила подняться ветру, а значит, ядовитой пыли.

Удача пыталась играть с ним. Прокрадываясь мимо низких домов, он засмотрелся на облезлую стену, на которой висела не дающая ему покоя буква «М», и угодил в густую лужу. Наблюдая, как тает в разъеде его правый ботинок, мысленно сказал удаче: «Ничего, девочка, все равно хороший поиск!».

Дальше шел наполовину босым. Да еще и с голыми руками. Перчатки остались в ежеловке. Вляпаться в нее позволительно новичку, но опытные знают, что тень иногда не тень. А он не заметил, оперся о стену. Оплошнулся.

В конце концов, уставший, искат поднялся на один из холмов, с которых можно посмотреть на мертвый город. Он сел, поджимая под себя босую правую ногу. С удивлением заметил и вытащил из ткани штанов растительную иглу. Улыбнулся, порадовавшись, что она не успела пролезть сквозь волокна до кожи — такое случалось за несколько минут.

Он был невероятно горд собой и доволен своей спутницей-удачей. Он считал за ее улыбку ту пачку сигарет, которая лежала в куртке. Он собирался снять прозрачную упаковку и выкурить одну настоящую старую сигарету в тот восхитительный день, когда найденная им книга перейдет в руки заказчиков.

Когда гордость поутихла, а нога совсем замерзла, когда на город накатили сумерки, искат подумал: хоть у него все получилось (и даже лучше, чем он считал), ему многого не хватает. Хочется второй ботинок и курить. Курить хочется прямо сейчас.

Но найденную в этом городе пачку он отложил на торжество, а из всей бумаги, что можно пустить на ку́рки, только добытая книга…

Нет! Ее нельзя даже раскрыть! Какое — на курки!? Про нее можно только думать: «Какое знание достанется новому миру?».

Может, сразу к понятийным? Они бы означили лично для него слова с обложки, а там, глядишь, и слово с таблички на двери. Сказали бы, почему туда нельзя, почему «…воспрещен».

Хотя бывали случаи, когда при означениях не понимали самих понятийных. Один раз вообще смешно было: вынесли из поселения ржавую пластину с дырками. Отнесли понятийным. Те говорят: «тёрка». И вроде слово простое, прямое, «тереть». А что тереть-то? Нашелся среди понятийных старик, выслушал. Сказал: «Овощи можно. Картофель, например», — и ушел. А что такое картофель?

Нет, курить все-таки хотелось. Пожалуй, этот маленький листочек белой бумаги в упаковке, на книге мог бы, мог бы…

Нет. Нельзя так делать.

Чтобы отвлечься, искат достал книгу, полюбовался. Взгляд заскользил по названию.

Первые два слова крупные — главные! Ниже и мельче приписано еще два. Он потер упаковку. Какое-то слово на «Б». Опять. И очень похожее на то, что было на дверной табличке.

Он прочитал еще раз, шепотом. Звучало сильно. Прочитал громче. Красиво!

Может, в третьем и четвертом словах есть то, что усиливает первое и второе?

Ладно, если удача разрешит, он подкинет эту думку понятийным. Главное, что дело сделано и сделано не просто хорошо, а еще лучше! Главное, что он сам остался жив и цел.

И самое главное, что все запомнят иската, который несет миру новый закон, закон с красивым названием «План счетов бухгалтерского учета».

Волна накатила на камни, осыпав скалу тысячами брызг. Он сторожил ее у окна несколько минут и расплылся в улыбке, наблюдая, как визжат и беснуются на площадке внизу не ожидавшие холодного душа дети. Жена ни за что не отпустила бы их гулять в такую непогоду. Но её больше нет, а сорванцам не усидеть в четырех стенах. Путаясь в срываемом ветром плаще, нянька жестами пыталась загнать подопечных в дом. Бесполезно — трое мальчишек носились по вымощенному плиткой мыску, выступавшему на полсотни метров в море, и не собирались менять буйство стихии на тепло гостиной. Он подумал, не стоит ли открыть окно, чтобы грозным родительским окриком помочь бедной работнице. Пожалуй, нет. Всё равно его вряд ли услышат в грохоте волн. К тому же площадка между домом и океаном — единственное место на свежем воздухе, где они могут поиграть. Внутренний сад слишком мрачен, а со стороны пустоши особняк отсечен от мира высокой стеной, у которой постоянно дежурит вооруженная до зубов охрана. Не лучший вид, поэтому семья жила в ближайшем к океану крыле, где прямо из окон можно было наслаждаться зрелищем бескрайней водной глади. Здесь же он и работал, пусть в переделанной под кабинет спальне с трудом умещался огромный письменной стол и пара кресел для редких гостей, являвшихся обсуждать городские проблемы.

Вообще-то он владел не только домом. Ему принадлежали и десятки гектаров земель за воротами, и окруженный скалами длинный песчаный пляж в паре сотен метров ниже по склону. Он часто мечтал, как мог бы гулять там с детьми, мочить ноги в прохладной воде, даже купаться летом. Но защищенная от ветра бухта приглянулась покинувшим Город бродягам и теперь весь пляж пестрит штопаными палатками и наспех сколоченными из досок и картона хибарами. Они уже были здесь, когда его семья переехала в особняк тринадцать лет назад. Тогда решение проблемы не заняло бы много времени, но жена выступила против. Она вообще всех жалела, его Елена. А после ее смерти деревня разрослась до таких размеров, что без масштабной зачистки не обойтись. Дорого и плохо для имиджа. Но когда-нибудь… когда-нибудь…

— Пожалуйста, посмотрите бумаги, — умоляющий голос секретаря за спиной прервал его размышления. — Сенаторы ждут ваш ответ сегодня.

Неспешно обернувшись, он окинул помощника ледяным взглядом, заставив приземистого толстяка елозить в кресле, нервно поправляя старомодные очки. Проработав в администрации десять лет, Марк всё ещё тушевался, столкнувшись с раздражением босса. А может, просто притворялся, давно поняв, какое тот получает удовольствие, запугивая людей. Двухметровый рост, всегда затянутая в черный костюм массивная фигура и холодные серые глаза, оживлявшиеся лишь при виде своих детей, немало тому способствовали. Тем не менее оба знали — испуганный или нет, секретарь не покинет кабинет, пока вопрос не будет решен.