Станислав Романов - Будущее человечества

Хороший учет. Во́зки Пятьдесят Седьмых уже четыре дня стоят у входа в их житец. Приехали жаловаться. Говорят «Перевод списывает, а путь не выдает». Ну вот, сейчас выдадут.

Глава Второго смотрел, как его А-шный выводит на бумаге число «57». Красиво выводит, как положено, с узором. Но торопится. Много лишних движений, много суеты в руке. И тот, кто выводил по телу этого А-шного разделяющую вертикальную линию, тоже, видно, был таким же молодым, спешащим. По острому кадыку линия шла криво, у ключицы уползла вбок.

Суета. А ведь татуированная линия остается с учтенным навсегда. Но встретились два торопыги — и теперь кривая линия отражает их суетливость.

У всех такая линия — это написано в Ноль-Первой Истине. Каждый делится пополам: жирная черта идет от макушки, через лицо, потом по шее и вниз, еще сзади по позвоночнику. Ноги, руки, уши, глаза сразу парные, сразу баланс. И это правильно — часть их природы создана по Завету числа «Два». И дети рождаются, только когда двое. И работа идет, только когда в паре. И баланс, только когда молчаливый П-шный вместе с говорливым А-шным.

Вдвоем. Всегда.

Но по каким-то законам, будто бы назло его вере, Главе Второго Раздела хотелось того, что Ноль-Первая Истина запрещала. Если Раздел выдавал пару, то хотелось не ту, какую выдавали — для детей ли, для работы ли. Если тянуло звездными ночами, то к одиночеству, а оно по Истине недопустимо, ведь поодиночке не живут. Или если написано жить по цифрам «Один» и «Два», то хотелось узнать, почему не «три», не «четыре», не «пять»?

И еще хотелось, чтобы в закопки не отправляли тех, кто родился сверх планируемого. И чтобы не списывали еще не родившихся. Вообще, чтобы не было никакого Расхода На Будущее.

— Что с 97-ми?

— Посчитали. По Плану на списание стоят восемь человек, с учетом троих больных из Пятого. В Плане на зачисление — тринадцать. И еще шестеро зачислятся в Пятьдесят Седьмой. Значит, на будущий расход детей уйдет…

Он зашуршал бумагой, ища цифру.

— Напиши в Третий Раздел, пусть минимизируют будущий расход, — приказал Глава Второго и добавил зло. — Самих бы их в закопки.

А-шный поднял удивленный взгляд, но ничего не сказал. Скрипел-скрипел письмом по бумаге, сопел, кашлял, приговаривал: «Письмо Третьему, минимизировать», что-то насвистывал тут же.

Вскоре продолжил:

— Еще нам хотят перевести…

Ну хоть бы помолчал! Ну хоть чуть-чуть!

— Ты слишком активный!

— Такова моя Истина, — А-шный пожал плечами.

Глава почувствовал в себе душную усталость и одновременно дикую силу, наполняющую его с каждым вздохом; силу, цель которой уничтожить, стереть, порвать все, что надоело!

Он вытащил из кармана маленький спечаток и бросил его на колени А-шному:

— Истина! Истина! Ноль-Первая, одна для всех!.. Держи одну. Посиди тут тоже один, поищи в Книге ответы на свои вопросы. И меня оставь одного.

Он поднялся, скрипели старые колени. Потом развернулся и пошел прочь, но не по тропе через кусты к житцу, а вниз, к рядам табличек. В спину неслись призывы подождать, шуршала бумага. Когда раздался глухой удар упавшего набора письма, Глава улыбнулся и ускорил шаг.

Крики А-шного стихали. У него получилось урвать немного времени, чтобы побыть одному, в тишине и покое!

Углубляясь в долину закопок, он подумал: пусть все написано и означено, пусть все по порядку, но не обязательно жить парой, не обязательно быть всегда вместе А-шному с П-шным. Возможно, когда человек остается один, он прикасается к Ноль-Первой, Основной, которая тоже одна. Один на один с Истиной — хороший учет.

Когда ему принесли пакет (из старых, с замком-линией), он удивился. Что, других понятийных за столами не сидит? У него и так работы много. Вон же, через ряд, скучают.

Ответили, что другие сломались на названии книги. Казалось бы — в названии всего два коротких слова, каждое из них ясное, но вместе слова не складываются в означение уже у четверых.

Ну, взялся. Любая работа хороша, когда она есть.

Обещали не торопить. Подозрительно. Новичок бы порадовался — доверяют работать столько, сколько сам хочешь. Но он, опытный, понимал: раз время не назначили, значит, дело сложное. Значит, не четверо до него пытались понять название книги, а больше…

Сначала он хотел обойтись только своей памятью. Память ничего толком не сказала о словах в названии. Потом он вставал к полкам, где в разноцветных папках хранились знания о старом мире, означе́ния древних слов, перекрестья смыслов. А потом неподвижно сидел над так и не открытой книгой.

Название не давалось.

Первое слово вроде простое, четыре буквы. Означений же его он нашел без малого десяток. В который раз удивился — старые люди как-то сами разбирались в своих словах? Почему они не называли одну вещь одним словом, без путаницы? Но давно нет старых людей, не спросишь, что сказал бы старый человек вот про эту книгу.

Итак, название. Два крупных слова — главные! Еще два, мельче и ниже, но тоже на обложке — значит, не главные, но важные.

Сначала главные.

Понятийный вздохнул и покрутил затекшей шеей. Соседи по столам уже не раз сменились, многие столы пустовали. А ему так и не случилось понять название этой книги.

Надо перестать топтаться на месте, надо просто взять любое означение из почти десятка. Иначе он тут думкой закончится!

А еще лучше оставить название как есть. Его работа — означить книгу, а не убиться об ее обложку.

Он открыл книгу и пролистал страницы, придерживая края пальцами в новых перчатках: дали новые, очень уж хорошо сохранилась книга. Ее еще никто не открывал. Говорили, что эту книгу принес из мертвого города искат, нашел ее по очень важному заказу, и потому означение ее — дело тоже очень важное. Принес, как нашел, даже замок-линию не открывал.

Сначала в книге шли таблицы: много листов, где пустым оставалось много места. Старые люди были ужасно расточительны. Воду лили — не жалели. Курили — не считали. И вот, книги делали — мест не замечали.

В конце таблиц был длинный текст. Понятийный вздохнул. Удастся ли ему создать простое означение этого большого текста? Да еще таблицы!

Но он вспомнил: говорили, что заказ на эту книгу пришел от общины, похожей на сборище одиноких! Так что же он мучается? Такие ничего не поймут, кроме прямого, даже иногда длинного, но написанного короткими словами.

Вот, например, «деятельность». Он вывел на сером листе вместо одного этого сложного слова три простых «как надо делать».

«Единые подходы» поначалу оставил без изменений, но засомневался, вернулся и приписал сбоку «едино ходить».

Посмотрел на строку целиком, написал крупно: «Здесь как надо делать есть одно для всех» и подчеркнул.

Спустился ниже…