Василий Криптонов - Последний звонок. Том 2

Голос в голове сотворил со мной примерно то же самое. Перевел на новый уровень… Хотя, скорее, заставил перейти. Взял за шкирку и перебросил. Если мне вообще все это не почудилось. Я обвела глазами салон джипа. На подлокотнике, между передними сиденьями увидела зажигалку. Наверное, Арсен оставил. Хотя нет, Арсен не курил, врачи запретили — пришло вдруг откуда-то понимание. Кто-то из охранников, значит.

Я посмотрела на зажигалку. Позвала. Она послушно поднялась над подлокотником. Не ползла, как пистолет — поднялась, повисела в воздухе и устремилась ко мне. Покорно, как дрессированный зверек, ткнулась в ладонь.

Витек был занят, смотрел на дорогу. А Саша обернулся. Как раз в тот момент, когда я поймала подлетевшую зажигалку.

— А сигарету прямо из воздуха сотворишь? — Поначалу его манера оставаться спокойным, когда другой давно бы орал, как ошпаренный, меня восхищала. А в последнее время все больше бесит. Кажется, что он знает что-то такое, чего не знаю я — а я не привыкла чего-то не знать. — Или из бардачка вытащишь?

Не придумав ничего другого, я швырнула в него зажигалкой. Прямо в насмешливое лицо. Саша поймал зажигалку на лету.

— Витек, останови машину.

— Кай…

— Останови, сказал.

Витек затормозил. Саша перебрался ко мне. Приказал:

— Езжай дальше… Крепко накрыло? — Взял меня за плечи, сочувственно заглянул в глаза.

И я ничего не смогла ответить, просто разревелась. Он — понимал. Он почему-то все понимал. Ему, наверное, можно было рассказать даже про Маленького Принца — он бы поверил и не стал смеяться.

Но я почему-то вспомнила маму. То, что слово «принц» впервые услышала в ее мыслях. И то, как мама выбросила книжку — с мальчиком в развевающемся шарфе на обложке — а потом долго плакала. И поняла, что это слишком мое — для того, чтобы рассказывать. Неважно, кому. Даже тому, кто сумеет понять. И почему-то еще сильнее разревелась. Жалобно объяснила Саше:

— Я не знаю, что со мной.

— Бывает. — Он серьезно кивнул. — Знаешь, что? Давай-ка ты поспишь. — Стащил с себя куртку, аккуратно свернул. — Ложись. — Обнял меня, уложил к себе на колени — головой на куртку. — Утро вечера мудренее — помнишь?

Я догадывалась, что я сильнее Саши. Маленький Принц принес это знание, или оно всегда было со мной — без разницы. При желании я могла бы скрутить Сашу в бараний рог. Прочитать его мысли, парализовать волю.

Но я не хотела быть сильнее. Иногда это, оказывается, совсем не нужно. А очень нужен тот, кто примет решение за тебя. Скажет: «Спи», и уложит к себе на колени.

Свернутая куртка пахла Сашей. Он придвинул меня поближе, одернул дурацкую юбку и блузку. Его рука легла поверх моего локтя. Она оказалось тяжелой, и это почему-то было приятно.

— Вырубилась, — услышала я, засыпая. — Не тормози так резко. Разбудишь.

— Дверь придержи. — Кай поднялся по лестнице, Хмуру на руках тащил.

Я метнулся вперед, распахнул дверь. Он аккуратно сгрузил девчонку на кровать. Прикрыл одеялкой. А сам, смотрю, рядом уселся.

— Ты чего это?

— Тут побуду, — говорит. — Так спокойнее. Хрен знает, когда у нее опять бомбанет.

Рубашку снял, оглядел себя. Я тоже глянул — ничего вроде. Грамотно месили, следов почти не оставили. И рожу не расквасили, это хорошо. С битой рожей в аэропорту кордоны проходить — то еще развлечение.

— Ноут мне притащи, — Кай сказал, — надо билеты взять. И рубашку свежую. И такси закажи, через час отваливаем.

Куда он собрался билеты брать, я не спросил. Никогда про это не спрашиваю, мало ли что.

Ноут Каю принес, свои шмотки в чемодан покидал. Из его шкафа все вытряхнул. Голому собраться, известное дело — только подпоясаться. Хмура свой рюкзачок, как притащила в первый день, так, по-моему, и не притрагивалась, только компьютер вынула. Все мы трое, в общем, хороши — перекати-поле. «Неприкаянные», правильно Кай сказал.

Эх, а жратвы-то я полный холодильник накупил. Пропадет теперь… Хоть бутербродов с собой настрогать. А то ж неизвестно, куда нас несет, и чем там кормят. Если в Европу или в Канаду какую-нибудь — еще ладно. А если в Китай, прости-господи? Или в Индонезию? Вот уж где ноги собьешь, пока пожрешь по-человечески…

Это я себе под нос ворчал, пока бутерброды готовил. Пиво открыл, врубил телек — специально, чтобы башку забить. Потому как в нее после сегодняшнего замеса такое лезло, что лучше бы новая башка выросла. Точнее, старая. Та, которая неделю назад была — когда я ни о какой Хмуре знать не знал.

— Новиков Александр Иванович. — Я аж подпрыгнул. В телек уставился. Там футбол показывали, комментатор лопотал что-то. Точно не про Новикова. — Александр Ива-анович, — голос повторил. — Это ты?

И когда торкнуло, что голос этот раздается у меня в башке, я только и успел заорать:

— Кай!!!

«Юля-а! Ю-у-уленька-а!» — я проснулась от голоса, зазвучавшего в голове.

— Спокойно. — Я, оказывается, лежала в кровати. Одетая. А Саша сидел рядом. Одной рукой он придерживал ноут на коленях, другой схватил меня за плечо. — Что бы ни было — держи себя в руках. А то не хватало, чтобы на Витька микроволновка бросилась… О чем думать, помнишь?

Я смотрела обалдело. Кажется, еще не проснулась. А в голове все настойчивее звучало:

«Ю-у-уля-а!»

Я не помнила, о чем надо думать. Я не хотела думать! Ни о чем вообще. Я хотела спать. И избавиться от голоса.

Саша отложил ноут, взял с тумбочки пластиковый бокал. Тот, из самолета — я притащила его сюда. Вложил бокал мне в руку.

— Теперь вспомнила?

Я, подумав, кивнула. Уставилась на стакан и старательно принялась думать, какой он круглый и прозрачный. Помогло — голос заткнулся.

А я заметила, что дрожу. Но взгляд, наверное, стал более осмысленным.

— Вот так-то лучше. — Саша отпустил меня. — Рассказать ничего не хочешь?

Я не успела ответить. Потому что из глубины коттеджа не своим голосом заорал Витек:

— Кай!!!

— Ю-у-уля. Пришла, малышка… Не отгораживайся. Это нелепо — изгонять из разума того, кто является его частью.

Витек — точнее, тот, кем он стал, — попробовал изобразить улыбку. Получилось глупо и оттого еще более пугающе — особенно в сочетании с льющимся из глаз голубым сиянием. Мы с Сашей влетели в кухню и замерли на пороге. Тот, кто стоял перед нами, настоящего Витька напоминал не больше, чем сегодняшний «Арсен» — Арсена.

— До чего же, все-таки, нелепые тела. — Витек поднял руку, посмотрел на нее. Поднял ногу, согнул в колене. Неловко, как не свою, поставил на пол. Задрал футболку, рассматривая живот — рыхло-белый, с убегающей вниз от пупка волосатой дорожкой. — Отвратительные тела, с нелепейшим метаболизмом. — И посмотрел на меня, явно ожидая сочувствия.

А я откуда-то знала, что тело Витька для той сущности, которая в него вселилась, — как новый костюм, к которому не привык. Я себя так чувствовала, когда меня мама на детсадовские и школьные праздники обряжала в платья, почему-то считавшиеся красивыми.