Сергей Михайлов - Стена. Сборник рассказов

Да, это был всего лишь сон. Но какой сон! Весь день потом я пребывал под сильным эмоциональным, едва ли не наркотическим воздействием ночного полёта, весь день меня не покидало ощущение, что за спиной у меня растут крылья — я то и дело порывался взмахнуть ими и устремиться ввысь — но, увы, серая обыденность яви то и дело вырывала меня из объятий ушедшего сна, бесцеремонно вторгалась в мир волшебных грёз, грубо швыряла с небес на землю. Зато поздним вечером, на исходе суток — вот-вот должно было пробить двенадцать — я, уже лёжа в постели, попытался воскресить в памяти вчерашний сон — и видение вновь посетило меня! О, я был на седьмом небе от счастья! Снова окунуться в фантастический мир свободного полёта, слиться с ним в одно целое, почувствовать себя его органически-неотъемлемой частью — разве мог я тогда мечтать о чём-то большем?

С той ночи я обрёл власть над своими снами. Отныне я без особого труда мог задавать тему сновидения — достаточно было лишь небольшого усилия воли, немного воображения и соответствующего душевного настроя. Нужно ли говорить, какие сны я себе «заказывал»!

Эти сны ворвались в мою жизнь совершенно внезапно, и с тех пор всё моё существование наполнилось каким-то высшим, непостижимым для других, особым смыслом, обрело целостность и устремлённость к единственной мечте, со временем ставшей моей идеей-фикс. Вопреки всем законам физики, логики и всемирного тяготения, всем доводам холодного рассудка я мечтал только об одном — когда-нибудь взлететь, взлететь не во сне, а на самом деле, по-настоящему, наяву. Эта мечта, эта идея-фикс зрела в моей душе исподволь, постепенно распускалась в ней подобно удивительной красоты сказочному цветку, пока наконец полностью не овладела ею, без остатка, без компромиссов, без каких-либо «может быть» или «а вдруг». И с некоторых пор я окончательно утвердился в мысли, что действительно смогу это сделать. Я знал это.

Теперь, три года спустя, я с грустью оглядываюсь назад, в то недалёкое, освящённое чудесными грёзами прошлое, когда жизнь моя казалась одной сплошной светлой полосой, ещё не запятнанной жестокостью, душевной косностью, агрессивным скудоумием и враждебностью людей. Да, теперь для мысленных экскурсов в былое у меня уйма времени — здесь, в боксе-одиночке с зарешёченным оконцем под самым потолком, единственной дверью без ручки, стенами с мягкой обивкой, привинченной к полу койкой и отсутствием каких бы то ни было колющих и режущих предметов. Здесь, в психиатрической клинике, клиентом которой я состою вот уже более двух лет, время течёт по иным законам. Если вообще не стоит на месте. Увы, жизнь всё-таки подлая штука, и светлые полосы отчётливо видны только на фоне тёмных. Сейчас у меня именно такая полоса. Но я верю: когда-нибудь и ей придёт конец.

Я солгал. Тогда, три года назад, на безоблачном небосклоне моей жизни всё же было одно облачко, которому я поначалу не придавал серьёзного значения. И зря: оно оказалось предвестником бури, очень скоро обрушившейся на мою голову с сокрушительной мощью настоящего урагана. Этим облачком была моя жена.

Однако не стану забегать вперёд. Времени у меня теперь более чем достаточно, и я могу разложить своё прошлое по полочкам со скрупулёзностью селекционера, отбирающего зёрна с заданными параметрами для выведения нового сорта пшеницы.

Шло время. С каждым новым днём, с каждой ночью я всё больше и больше уносился в созданный мною мир мечты, бежал от серых будней, нескончаемой рутины вечных забот, эгоизма мелочных человеческих отношений. Я чувствовал себя птицей, долгие годы томившейся в клетке и вдруг, по мановению волшебной палочки, вырвавшейся на волю — к свету, солнцу, свободе. Еженощные полёты во сне питали мою душу живительной энергией, придавали ей такой мощный эмоциональный импульс, что его с избытком хватало на весь следующий день…

Почему люди не хотят летать? Ведь это так просто! Плюнуть на все законы, сбросить их проржавевшие оковы, оторваться от серого прошлого, оттолкнуться от тверди земной — и взмыть в небеса! Свободными, обновлёнными, очищенными от гнёта земного притяжения и вековых предрассудков сотен поколений человечества. С развязанными руками, расправленными плечами и прозревшими глазами. Да что может быть проще, чёрт побери! Неужели люди не видят всей прелести свободного полёта? Или не желают видеть? Боятся потерять почву под ногами? твёрдую опору? уподобиться висельнику, из-под ног которого выбивают табуретку? Да они просто слепы, эти упрямые кроты, не имеющие ни глаз, ни крыльев!..

На окраине городка, в котором я жил, высилась старая заброшенная каланча, в незапамятные времена служившая наблюдательной вышкой бравой команде городских пожарников. Те времена давно уже канули в прошлое, и проблема борьбы с пожарами теперь успешно решается с использованием современной техники, — однако каланча осталась. Она хорошо была видна из окна моей квартиры, и с некоторых пор я всё чаще и чаще обращал на неё свои пристальные взоры. Дело в том, что каланча была самым высоким строением в нашем городке — именно эта её особенность и привлекла моё внимание. Мысль взлететь — не во сне, а наяву! — использовав каланчу в качестве стартовой площадки, своего рода взлётной полосы, поначалу показалась мне совершенно несуразной, сумасбродной, однако с каждым днём я всё более и более проникался ею, пока наконец она полностью не овладела мною. И я решил: главный полёт своей жизни я совершу с этой каланчи.

Прошло несколько месяцев. На исходе был август, но дни стояли на удивление тёплыми и погожими. Я по-прежнему продолжал видеть один и тот же сон, с небольшими, правда, вариациями. Мои полёты во сне схожи были с учебными занятиями на виртуальном тренажёре, цель которых — отточить мастерство, приобрести навыки и опыт, придать технике полёта виртуозность и совершенство — словом, подготовить «стажёра» к действиям в реальных условиях. На самом деле, конечно же, всё было не так. Я просто наслаждался тем удивительным состоянием эйфории, в которую погружался сразу же после отхода ко сну. Мне не нужно было учиться летать, техническая сторона процесса меня вообще мало интересовала — это знание было зашито в моём мозгу подобно микрочипу с заложенной в нём программой. Нет, не овладением искусством полёта занимался я короткими августовскими ночами. Для меня важно было другое: психологическая готовность к тому решающему шагу, который я вознамерился совершить вопреки всем научным догмам и устоявшимся стереотипам мышления, имеющим безграничную власть над умами подавляющего большинства людей.

Иногда, оставшись один, я распахивал окно настежь, взбирался на подоконник, сбрасывал с себя одежду и подолгу стоял в оконном проёме, балансируя на грани между сном и явью, всего на шаг от мечты. В эти минуты я мысленно переживал свой будущий первый полёт. Мне хотелось до конца понять, постичь, прочувствовать, что я буду испытывать перед «стартом» — там, на заброшенной каланче, когда час мой пробьёт. А он пробьёт, я знал это , и очень скоро.