Джин Брюэр - Ка-ПЭКС. На луче света

— Так что, я думаю, большинство людей не доверяют нам свои письма. Я бы тоже не стала, а вы?

— Возможно, она была права. Я читал некоторые из тех, что были адресованы мне, многие из них начинались так: «Вы идиот!»

— Пока я размышлял над этой неприятной задачей, она добавила, — К тому же, вы можете наткнуться на правовые проблемы, если не передадите их ему.

— Какие проблемы?

— Вмешательство в переписку по почте США.

— Не смеши меня. Прот здесь пациент и мы имеем право…

— Возможно, вы должны спросить вашего адвоката.

— Возможно.

— Не нужно. Я уже с ним поговорила. Был случай в 1989 году, когда предоставленные доказательства, изъятые из переписки пациента одного государственного института, были отвергнуты судом за незаконный обыск и изъятие. В итоге, больницу оштрафовали за манипуляции с письмами. Во всяком случае, — продолжала она, — если он всего лишь часть личности Роберта, как вы думаете, какой от этого вред?

— Не знаю, — честно ответил я, больше думая о Роберте, чем о стопке писем Санта Клауса или о том, что прот мог бы с ней сделать. — Хорошо. Но дайте ему только те, что адресованы конкретно ему. — Я вдруг почувствовал себя Уотергейтским преступником [7] «Уотергейтский скандал» — политический скандал в США 1972–1974, закончившийся отставкой президента страны Ричарда Никсона. Прим. пер. , пытающимся свести к минимуму ущерб, хотя я не знал какими могут быть последствия.

— Следующий пункт. Я получила звонок от доктора Флина прошлым вечером.

— Ах, да. Я собирался попросить тебя позвонить ему.

— Думаю, он не смог ждать. В любом случае, я организовала ему встречу с протом.

— Только не позволяйте ему отнимать у прота слишком много времени. Он не будет последним вашим посетителем.

— Я знаю. Уже получила запросы от китолога и антрополога.

— Может быть, больше пока не будет…

— Посмотрим. — Она ускакала, оставив меня наедине с Джеки, тридцатидвухлетней «малышкой», сидевшей на сырой земле (газон был полит во время обеда) возле внешней стены, рывшей ямку, восторженно нюхая каждую ложку мягкой земли, прежде чем сжать её в шарик и аккуратно положить на гору таких же шариков. У неё были земляные усики, но я не стал останавливать её и предлагать ей помыть её грязное лицо.

Как и у многих наших пациентов, у Джеки была трагичная история. Она выросла на овечьей ферме в Вермонте и проводила много времени на открытом воздухе. Из-за домашнего образования и изоляции от тесного контакта с другими детьми в ней развился ранний интерес к природе во всех её цветах и разнообразии. К сожалению, родители Джеки погибли в автомобильной катастрофе, когда ей было девять и она была вынуждена жить со своей тётей в Бруклине. Почти сразу же после этого, играя на детской площадке своей новой школы, она была случайно подстрелена в живот десятилетним мальчиком, пытавшимся отомстить за убийство своего старшего брата. Из больницы она вышла немой и с того дня не вымолвила ни слова, умственно не состарившись ни на день. Одна из медсестёр до сих пор заплетает её косички, как делала её мать, когда та была девочкой.

Хотя мозг её не пострадал, ни одна из наших попыток вывести её из мира её мечты — так любимого ей детства, не увенчались успехом. По всей видимости, она жила в состоянии гипноза собственного производства, от которого мы не могли её пробудить.

Но как она наслаждается этим миром! Когда она играет с игрушкой или с одной из кошек, она погружается в это всем своим существом, полностью фокусируясь на объекте и игнорируя всё остальное, также как наши аутисты. Она наслаждается закатом или тем, как воробьи стекаются на деревья гинкго, с восторгом и спокойствием. Приятно смотреть, как она ест, закрыв глаза и слегка причмокивая.

Я смутно надеялся, что пациенты вроде Джеки, Майкла и другие получат помощь от прота, пока тот снова не исчез. Бог знает, что бы мы смогли для них сделать без него. Он уже сыграл важную роль в том, чтобы на мгновение вытащить Роберта из оцепенения, даже если только для того, чтобы тот сказал, что сожалеет. Но о чём? Возможно, это из-за того, что он не был готов пройти через это, сотрудничать в его лечении или, возможно, это было то, чем должно было быть — обнадёживающим знаком, попыткой общения, маленьким началом.

Тем же днём, когда я спешил на заседание комитета, я заметил прота в комнате для отдыха, общающимся с двумя нашими наиболее сложными пациентами. Один из них двадцатисемилетний белый мужчина, выходец из Мексики, одержимый идеей, что он сможет летать если хорошенько сосредоточится. Его любимый писатель, разумеется, Габриэль Гарсия Маркес. Ни любые количества лекарств, ни психотерапия не смогли убедить в том, что только птицы, летучие мыши и некоторые виды насекомых могут подниматься в воздух. И он проводит большую часть своего времени вне сна, бегая по лужайке взад-вперёд и взмахивая руками, никогда при этом не поднимаясь над землёй выше, чем на фут или два.

Что привело к этому печальному состоянию? Мануэль был четырнадцатым из четырнадцати детей. Поэтому он всегда был последним на очереди в ванную, никогда не получал свою долю и без того ограниченного питания, никогда не носил новую одежду, даже нижнее бельё и носки. К тому же, он был «коротышкой», едва достигая пяти футов в высоту. В результате он вырос, не имея почти никакого чувства достоинства и, вообще, считал свою всю свою жизнь ошибкой.

По причинам, известным одному лишь ему, он задался невозможной целью — научиться летать. Если бы он смог сделать это, решил он, то смог бы быть достойным того, чтобы снова вступить в ряды своих человеческих собратьев. Это случилось, когда ему было шестнадцать.

Другим был афроамериканец-гомосексуал — назову его Лу — твёрдо веривший в то, что он беременный. Что заставило его так думать? Когда он кладёт руку себе на живот, он чувствует пульс ребёнка. Артур Бимиш (тоже гей), его врач, наш новый психиатр, не смог убедить его, что живот пульсирует у всех, благодаря брюшной аорте и другим артериям, или убедить, что оплодотворение мужчины невозможно по причине отсутствия одного из основных компонентов репродуктивной системы, а именно яйцеклетки.

Что привело его к этому причудливому представлению? Лу владел женским мышлением, запертым в теле мужчины, не редкая проблема гендерной идентичности, известная как транссексуализм. Когда он был ребёнком, он пользовался одеждой своей старшей сестры. Его мать-одиночка, сама не без проблем, поощряла это занятие и настаивала, чтобы он мочился сидя. Он считался девочкой, пока в ходе обычного школьного медосмотра, не обнаружилось обратное, когда ему было двенадцать. Но, к тому времени, сексуальность Лу прочно укрепилась в его сознании. Он и в самом деле говорит о себе «она» и, что бы не предпринимали для лечения врачи, это только ухудшало положение. В добавок ко всему, доброкачественная киста в его мочевом пузыре послужила причиной небольшому кровотечению, которое он использовал, чтобы доказать, по крайней мере, самому себе, что у него были месячные.