Кори Доктороу - Выход [электронное издание АСТ] [litres]

Тэм смотрела. Смотрела и Ласка, чувствуя горячее дыхание Гретил на своей ключице, чувствуя, как волосы щекочут ее щеку. Ласка общалась с мертвой женщиной, которая вернулась из могилы и теперь больше никогда не умрет, которая теперь может скопировать себя миллионы раз, может думать гораздо быстрее и шире, чем любой человек. Она поежилась. Гретил еще сильнее прижала ее к себе.

– Я хочу уйти. – Она не собиралась говорить это вслух, все получилось само собой.

– Тогда пойдем. – Небольшая ладонь Гретил была влажной. Воздух потрескивал, как будто был пронизан электрическими разрядами.

Они начали целоваться, как только отошли от толпы. Это желание копилось в ней уже давно. Ласка целовала многих людей. Некоторых она любила, к другим относилась безразлично, третьих откровенно не любила и целовала только из скуки, растерянности или самоуничижения. Она целовала Сета столько раз, что уже считала его рот продолжением собственного, поэтому любые поцелуи стали не более эротичными, чем причмокивание губами во время еды. Она одарила Итакдалее настоящим прощальным поцелуем, долгим, засасывающим, но только потому, что это происходило на глазах Лимпопо, которая внимательно наблюдала за ними, а когда Ласка закончила, Лимпопо тоже ее поцеловала с не меньшим остервенением, но и с ироничным разъединением губ, как бы говорившим: Вот как это делают взрослые.

Поцелуи Гретил ощущались совсем иначе. Частично это было связано с тем, что она была старше всех, кого Ласка целовала раньше. Присутствие Гретил рядом также вызывало совсем другие чувства: ее телесная тяжесть и изгибы, блистательный ум и ученое равнодушие к отношениям ее тела с другими телами. Сколько раз Гретил откровенно наблюдала, как раздевается Ласка, а когда та перехватывала ее взгляд, не отводила глаз? Сколько раз Гретил раздевалась перед Лаской с той же откровенностью, укладывала свои большие груди, как будто ворочала подушки, прежде чем улечься в постель?

Их тела прижались друг к другу, Гретил чуть поддалась, но Ласка так и не смогла замкнуть руки вокруг ее талии. Она взялась за Гретил, а та сильными, мягкими руками потянула ее вверх. Ее бедро легло между ног Гретил, упершись в горячую, как у свежего хлеба, мякоть. Гретил погладила ее по волосам, а потом повернула ее лицо с неотразимой силой. Ее рот работал вовсю, целуя рот Гретил, язык танцевал по ее губам, зубам, Ласка позволила себе застонать и полностью подчинилась напору подруги.

Другая рука Гретил мяла ее зад, а потом еще сильнее притянула Ласку к своим необъятным формам. Ласка почувствовала себя такой маленькой, словно была игрушкой, которую можно мять и подталкивать, куда только захочется Гретил, и ей это нравилось. В любви всегда есть тот, кто целует, и тот, кто подставляет щеку.

Так любил говорить Бильям. Время от времени она спала с Бильямом, как и со всей остальной группой, однако при этом в воздухе царила агрессивная разобщенность, которую они не воспринимали тогда всерьез, а в конце концов разошлись с непреходящим чувством утраты. Бильям считал ее холодной, считал это следствием фригидности и знал, что это обвинение выводит ее из равновесия, усугубляя ненависть к себе самой. Он никогда не произносил этих слов, когда она ему отказывала, конечно же, нет. Таким образом он никогда бы не смог затащить ее в постель. Нет, он сказал это, когда она согласилась и переспала с ним, когда она была особенно внимательна к нему. «В любви всегда есть тот, кто целует, и тот, кто подставляет щеку», – сказал он своим «ха-ха-нет-серьезно» тоном, когда ее язык лениво двигался вокруг его соска. Она понимала, что он имеет в виду ее, когда говорит о подставленной щеке, что вся ее забота и внимание касались ее самой, а вовсе не его.

Образ Бильяма возник в ее голове и никак не желал уходить. Последний раз, когда она его видела в том ревущем хаосе завода «Муджи», его голова лежала в луже крови, рядом паниковал Итакдалее, пытаясь как-то повторить тогда уже ненужные действия по оказанию первой помощи. Бильям, его краткие афоризмы, его способы выкручивать ей мозги, его посткоитальный плач, его самые безрассудные и самые храбрые поступки, на которые никто из их компании не был способен. Он проник за пределы могавков [38] Племя индейцев, живущее в Канаде. в Квебеке, чтобы встретиться с варщиками биокультуры, которая послужила стартером для их пива. Он всегда составлял план отхода, пересчитывал всех, когда они убегали от полиции, один раз даже вернулся за какой-то девушкой, подвернувшей ногу. Ее почти никто не знал, она впервые пошла с ними на дело, и у нее очень болела нога. Она стояла в стороне, смотрела, как работают другие, потом жаловалась, что никто не сказал ей, что делать.

Они все возненавидели ее, но Бильям вернулся, подхватил ее на руки, словно она была пятнадцати сантиметров ростом и весила не более десяти килограммов. Их тогда чуть не поймали, но она никогда не поблагодарила его и больше не приходила. Да, таким был Бильям.

Она оставила его истекать кровью на полу. Он умер. Папа позже рассказал ей об этом. Он знал об их отношениях. У него были досье на всех ее друзей, социальные профили, в которых выражались все их отношения. Он делал намеки о том, что был осведомлен, кто из них стучит, кто продает информацию полицейским и частным корпорациям, и она считала, что он таким способом выносил ей мозг, однако этого было достаточно, чтобы не полагаться ни на кого в группе.

Она оставила Бильяма умирать. Если бы он прожил еще несколько лет, то стал бы ушельцем. Мог бы быть с ней. Мог бы засунуть эту голову в этот сканер. Мог бы стать бессмертным, как в скором будущем станет она.

Соленые слезы вперемешку с соплями текли ей в рот. Гретил нежно положила свои руки на щеки Ласки, посмотрела на нее своими большими карими глазами, глубокими, как кружки горячего шоколада.

– Через час мы можем умереть. А может, даже в любую минуту. И там… – она дернула своей головой в ту сторону, где наемников пускали порожняком, – там совсем другое. А у нас с тобой есть это, – сказала она и поцеловала так нежно, как будто провела мягкой кистью по ее губам. – Смерть, секс, бессмертие и аморальность. Как тут не заплакать.

– У меня был друг, – сказала Ласка. – Сейчас он мертв.

Она трепетно вздохнула, не в силах выпустить из себя всю накопившуюся боль. Боль была накрепко зажата в ее груди и не могла выйти вместе со словами.

– Мы все думаем о наших мертвых. Мы оставили наших мертвых в огне. Толпа, собравшаяся в той комнате, объединена всеобщей лихорадкой. У Тэм не было никаких шансов. Они не будут спускать все на тормозах только потому, что дефолтный мир запомнит их как монстров. Когда они думают о том, какими их вспомнят в будущем, они представляют себе, что смогут защитить там свою честь лично.