Евгений Бузни - Первомайские мальчики

Профессор спускался по ступенькам крыльца и буквально наткнулся на замечтавшуюся Аллочку, тут же отступил на ступеньку выше и весело произнёс:

— Извините, Аллочка. Я как раз из библиотеки. Хотел найти один старый журнал, но мне сказали, что это только вы сможете помочь. Так что с удовольствием вернусь, если вы не возражаете.

— А у меня будет ребёнок, — выпалила, сама не зная почему, Аллочка.

— Какой ребёнок? — не понял Николай Николаевич.

— Маленький, наверное. По крайней мере сначала, — ехидно ответила Аллочка, удивляясь сама себе и своей интонации. — Раньше она бы никогда не позволила себе так разговаривать с учёным.

До Николая Николаевича, наконец, дошёл смысл сказанного, и он смущённо начал спрашивать:

— То есть вы хотите сказать, что полагаете…

Он не успел договорить, как Аллочка, всегда тактичная и не позволявшая никого перебивать, тут не выдержала:

— Я ничего не полагаю. Мне врач только что сказал, что у меня будет ребёнок. И я очень рада. Это значит, что я ещё вполне молода.

— Конечно, конечно, — заторопился с ответом Николай Николаевич, — Вы очень молодая. И что если мы с вами присядем вон там на скамейке и обсудим кое-что? Как вы думаете, я имею к этому какое-то отношение?

— Прямое, — почти мрачным тоном ответила Аллочка и побрела к скамейке под высокой елью.

Николай Николаевич остолбенело стоял на месте. Ему показалось, что он опять чего-то не допонял. Неужели он снова отец и так вот случайно? А главное, ведь это же просто прекрасно.

— Ну что же вы стоите? — спросила Аллочка. — Пригласили посидеть, а сами стоите?

— Ах, да, простите, пожалуйста. Такая приятная неожиданность.

— Приятная? — Аллочка подозрительно посмотрела на всё ещё стоявшего в смущении перед нею учёного.

— Конечно. И давайте всё-таки сядем.

По территории института из корпуса в корпус время от времени неторопливо, с чувством собственного достоинства шагали научные сотрудники, пробегал снабженец, весело носились лаборантки. Все успевали заметить сидящую под деревом парочку. Одни вежливо приветствовали, другие из деликатности делали вид, что и не видели их уединения. Вышел, направляясь к своей машине, высокий худощавый и суховатый по натуре заместителя директора по науке. Полу шутя, полу серьёзно бросил в их сторону:

— Переманиваете к себе кадры, Николай Николаевич?

В ответ услышал:

— Нечто в этом роде.

— А мы вам её не отдадим. Она у нас ценный библиотекарь, так что не очень старайтесь.

— Я её вместе с библиотекой хочу взять, — рассмеялся развеселившийся профессор.

К этому времени они почти всё решили. Аллочка согласилась, что, не смотря на её антипатию к мужской половине человечества, персонально к Николаю Николаевичу она испытывает теперь не только уважение, но даже что-то напоминающее любовь и потому согласна выйти за него замуж, если он не против любимых ею кошек и мамы, которой надо помогать.

Давно уставший от одиночества будущий супруг соглашался на все условия и, более того, предложил всем любимцам Аллочки переехать в его просторную четырёхкомнатную квартиру, не дожидаясь регистрации брака.

— Мы же фактически уже муж и жена. Чего нам ещё думать? — говорил он, и она согласилась. Оказаться с ребёнком, но без мужа ей представлялось неприличным, да и трудным практически.

На следующий день сарафанное радио, дикторами которого являются все женщины, не могущие не поделиться друг с другом любой более-менее значимой новостью, разнесло, что в институте из ста пятидесяти шести работающих женщин, всего двадцать шесть не ожидают ребёнка и то по уважительным причинам: пятнадцать в это время были в заграничных командировках, кто в Америке, кто в Азии, кто ещё где, шесть девушек-лаборанток были настолько любвеобильными, что всегда носили с собой в сумочке предохранительные средства, кои сумели вовремя использовать, а потому не попались на удочку внезапной любовной страсти, и пять женщин были в это время уже в положении, так что не могли забеременеть снова. Остальные сто тридцать женщин разделились на две далеко не пропорциональные группы: девяносто восемь женщин возликовали от сознания стать матерями (некоторые не в первый раз), а тридцать две воспротивились этой мысли и возжелали освободиться от беременности, не сумев найти достойного оправдания перед своими супругами, которые в эту ночь первого мая по разным причинам не находились дома, а, значит, известие о беременности супруги могло вызвать крупные неприятности в семейных отношениях.

Однако в этих взбудораживших всех разговорах, судах и пересудах стала зарождаться новая коллизия. Она и помогла огромному числу ставшим будто бы неверными жёнам почувствовать и даже объявить себя не обманщицами, а скорее жертвами и чуть ли не героинями. Как только распространилось известие, что в первомайскую ночь любовью были охвачены фактически все, то стало ясно, что дело здесь не в распущенности, а в какой-то неведомой сверхъестественной силе, бросившей мужскую и женскую половины в объятия друг другу, а это может означать лишь одно, что ни та, ни другая половины собой не владели, тогда в чём же их вина?

Уяснившие для себя спасительную нить женщины этой группы, не только, конечно, института, в котором работала Аллочка, но и по всей Москве, громогласно потребовали от властей оправдать их поведение и немедленно найти причину столь странного ночного обстоятельства, дабы не развалились честные любящие семьи.

Между прочим, к этой группе тут же присоединились и отдельные мужчины, о внебрачных связях которых обычно было известно меньше, но теперь становилось достоянием всеобщей гласности, поскольку их партнёрши в некоторых случаях не соглашались скрывать имя настоящего отца будущего ребёнка. Часто бывало так, что муж обвинял жену в измене, а та парировала его слова упоминанием, что и он, находясь вне дома, не устоял против соблазна переспать с другой женщиной. Скандал, разумеется, возникал, но теперь, когда появилось понимание элемента неизвестного насилия над человеческой природой, всё становилось на свои места, супруги прощали друг друга и объединялись в стремлении найти виновника ночных событий.

Вполне естественно, что эти мысли прорвались на страницы печати, зазвучали в программах радио и телевидения, отразились на страницах Интернета. Правозащитники выступали с громовыми обвинениями в адрес бездействующей власти. Но им в пику выступила церковь, заявившая, что всё от господа бога, и это не наказание, а благодать. С папертей звучали проповеди, призывавшие сохранить детей, не убивать их любыми способами.

Аллочка, впервые узнавшая счастье предстоящего рождения, страшно переживала за своё состояние, беспокоилась всё ли у неё в порядке, постоянно ходила в консультацию, хоть и приходилось там простаивать длинные очереди. Правда, вскоре по всей Москве начали расти как грибы частные женские консультации с разными названиями типа «Помоги себе сама» или ещё более броскими и привлекательными «Всё твоей первомайской ночи» или «Первомайская скорая помощь». Там за консультации брали деньги, но зато очередей не было, отношение к посетительницам было исключительно хорошее, оборудование стояло самое современное.