Александра Голубева - Катастеризм [litres]

Например: частная компания «Аргус» устанавливает и поддерживает камеры в микрорайоне по дешёвке – но взамен оставляет за собой право пользоваться собранными данными по своему усмотрению. Разумеется, полиции и прочим надзорным органам такие записи уже открыты, так что «Аргус», выходит, просит сущую мелочь – права хранить и анализировать эту (всё равно доступную!) информацию на своё усмотрение. В конце концов, камеры стоят только в публичных пространствах, в квартиру и под юбку ни к кому не лазают. Всю эту информацию и так можно получить – просто не в таком объёме. Количество насильственных преступлений падает, раскрываемость растёт – и всё это по сходной цене. Согласитесь, общественный порядок и безопасность того стоят.

Частная компания «Аргус» не собирается домушничать. Она всего лишь предоставляет рекламодателям данные совершенно нового уровня: о физическом, а не только информационном поведении горожан. Иногда это значит, что, если вы заболели и не вышли на работу, именно сегодня вам придёт реклама доставки пиццы.

Иногда камеры фиксируют, как от женщины с тремя детьми ушёл мужчина, и через два дня ей удачно предлагают микрокредит.

А ещё частная компания «Аргус» сотрудничает с ID BARDO. Те арендуют у них огромные массивы данных, потому что записи с камер наблюдения – информация именно того рода, что легко поддаётся анализу человеческим мозгом: они фиксируют людей и их поведение. Разумеется, рекламные агентства уже вдоль и поперёк прочесали эти записи при помощи нейросетей машинных: сколько собачников и в какие часы выводят своих питомцев вот в этот сквер, сколько секунд в среднем тратится на чтение вот того дорожного указателя – и тому подобные легковычленимые метрики. Но ID BARDO полагает, что это лишь вершина айсберга, ничтожная толика информации, которую можно из этой руды извлечь.

А что, к примеру, если взять все видеозаписи, запечатлевшие двух и более людей, предположительно незнакомых (пришедших под камеру с разных сторон или не одновременно), но остановившихся и вступивших в некую коммуникацию на улице, и прогнать оные через эн человеческих мозгов, распознавая язык тела и делая гипотезы о типе социального взаимодействия? Так мы впервые в истории смогли бы точно установить, к примеру, количество неслучившихся агрессивных преступлений – убийств, грабежей, изнасилований. Как часто потенциальной жертве удаётся разрядить угрозу? И с помощью каких действий?

Вдумайтесь, каким это стало бы прорывом: не только разбирать уже случившиеся преступления – хотя этим мы тоже, признаем, не гнушаемся, – но и понять что-то о потенциальных. Не обвинять, не преследовать, что вы! Мы же не в антиутопии. Но – проанализировать, что же делали те, кому удалось не стать жертвой. Сбить с толку грабителя. Не спровоцировать убийцу.

Отказать мошеннику.

Мы не можем, конечно, прочитать мысли каждого потенциального грабителя и убийцы. Но можем увидеть, звериными своими инстинктами почуять, когда на записи невинный турист уточняет дорогу, а когда – гопник уточняет, «с того ли ты раёна».

Можем, Тульин, можем, не хмурьтесь. Даже если вы не доверяете своему социальному интеллекту на вербальном, поверхностном уровне, если вы склонны к сомнениям и «а точно ли я правильно понял», где-то в недрах вас обитает куда более компетентная и самоуверенная тварь. Та самая, которую тошнит от езды в машине, потому что когда-то в древности только при отравлении бывало так, что ноги не движутся, а картинка плывёт перед глазами. Та самая, у которой вся шерсть дыбом от скрежета вилки по стеклу, потому что криком подобного тембра соплеменники предупреждали её об опасности.

Эта тварь зарыта в пластах и наслоениях паршивого кода, её невозможно от вас отделить. Но от способности понять, гопник перед ней или турист, тоже когда-то зависело её выживание – так что она разберётся, хотите вы этого или нет.

Собственно, на работу мы берём именно эту тварь. А весь ваш прочий паршивый код придётся нам потерпеть.

– В этом и шутка названия, – доверительно заметил Сунага. – ID BARDO. «Ид бардо». Бардо – это, скажем так… промежуточное состояние между чем-то и чем-то в буддизме. А «ид» – это, как вы понимаете, по Фрейду.

– «Ид»? Я думал, это «ай-ди». ID… ну, как это. Идентичность.

– Не, – Сунага улыбнулся. – Фрейд выделял у человека эго, суперэго и ид. Личность; идеалы, к которым мы стремимся; и бессознательное. Всё это, конечно, устаревший взгляд на психику, но мы хотели передать смысл. ID BARDO – это, значит, промежуточное звено, посредник, который позволяет работать напрямую с вашим бессознательным. Поэтому я и говорю, что мы, в сущности, берём на работу не вас. Не совсем вас. Понимаете?

Тульин ничего не ответил. Даже без шарфа под воротником пальто шея его взмокла. Свою небольшую лекцию Сунага читал приветливо, энергично – тоном человека увлечённого и искреннего, верящего в то, что делает.

Слушать это было совершенно невыносимо.

За время лекции они успели подняться на второй этаж, пройти здание насквозь, и сейчас стояли в небольшом зале. Жалюзи, вешалка, кулер, столик с закусками, несколько обычных офисных столов с экранами и консолями, свалка наушников и внешних клавиатур для смартов, кресла-мешки – в общем, обычный рекреационный опенспейс.

И – люди.

Здесь работали люди.

В своей вдохновенной речи о том, сколь ценным и благородным делом занимается ID BARDO, Сунага зря не упомянул о ещё одном достоинстве организации: она предоставляла рабочие места категориям граждан, которым работу найти бывает непросто. На креслах в расслабленных позах сидели старики, школьники и несколько ребят такого вида, у которых не тянет спросить, на что именно они тут себе зарабатывают. Подобный контингент нередко промышляет клакерством на ток-шоу или платными соцопросами – в общем, собирается там, где не особо важны твои навыки, а важно просто…

Просто быть человеком.

Все кресла привалились к устройствам, напоминающим не то продвинутые тренажёры из зала, не то геймерские приспособы: вертикальным рамкам из пластика и металла, с которых плафонами настольных ламп свешивались капюшоны для головы. Люди развалились на креслах совсем низко, они почти лежали, нагнув технику как можно ниже.

Надевались капюшоны – предсказуемо – на голову, но закрывали лишь её половину. Неожиданно, что не переднюю: начинаясь от темени, устройство обхватывало затылок и спускалось по шее; лица же сотрудников ничто не загораживало. При этом мониторы вообще были включены разве что у пары из них. С виду люди в зале будто бы отдыхали: некоторые дремали, некоторые играли во что-то на смартах или рисовали, а один парень вязал.

– Они не смотрят записи с камер, – отметил Тульин.