Вадим Панов - suMpa [litres]

Мужчины тушевались под взглядами окружающих, быстро добрались до информационной стойки и, обнявшись, завели разговор со служащим.

– Не все олдбаги взрываются.

– Никто не знает, какой из них взорвется. Поэтому их нужно отделить от нормальных людей.

– Это неправильно и жестоко, – Конелли так разволновался, что отключил коммуникатор и перевел взгляд на товарища.

– Это единственный выход, – резанул Захар.

– Мечта шовиниста.

– К сожалению, рано или поздно лозунг «No Country For Oldbug!» победит, – мрачно сказала Рейган, неохотно принимая сторону красавчика. – Причем он будет признан официально. По настоятельному требованию законопослушных граждан.

– С чего бы вдруг? – нахохлился Конелли.

– Это логично.

– В этом нет ничего логичного, потому что мы обязаны защищать людей! В конце концов, они не виноваты в том, что заразились.

Лысый оператор был самым старшим в группе, в прошлом году ему исполнилось тридцать девять, и приближение возраста suMpa итальянца весьма нервировало. Все это понимали, поэтому Захар умолк, решив, что и так достаточно наговорил, а Рейган тихо спросила:

– Как по-твоему, чем мы в GS занимаемся?

– Боремся с преступностью, – заученно ответил Конелли.

– И как, успешно?

– Достаточно.

– Тогда почему мы ее не победили? – И прежде чем оператор ответил, продолжила: – Преступность нельзя победить, и мы в GS демонстрируем гражданам, что способны держать ее в узде законными методами. Понимаешь? Законными. – Красноволосая подняла палец. – Мы показываем, что есть правила игры, есть государство, и оно заботится о гражданах. И если мы перестанем приносить головы преступников, законопослушные граждане вернутся к созданию судов Линча, а это никому не надо. Теперь ты понимаешь, чем закончится suMpa?

– Нет.

– Тебе надо меньше сидеть в ar/G, ты тупеешь на глазах, – едко произнес Захар.

– Заткнись! – Конелли покраснел и вновь обратился к Рейган. – Что я упустил?

– WHO не может справиться с suMpa, государство не может справиться с suMpa, полиция, GS и армия не могут справиться с suMpa, и каждый случай расстрела демонстрирует это гражданам с пугающей откровенностью, – негромко ответила красноволосая, поигрывая ремешком сумки. – Каждый случай их раздражает. Граждане готовы дать правительству время на поиск выхода из положения, но часики тикают, и если не отыщется лекарство, граждане потребуют действий. Или начнут осуществлять их сами.

– И нам придется защищать олдбагов от людей?

– Не придется, потому что правительство не станет защищать зараженных, – угрюмо ответила Рейган. – Впереди нас ожидает мир жесткой сегрегации.

– Посмотрим.

– Посмотрим.

Пара олдбагов, на которую обратил внимание Захар, исчезла из поля зрения, и в зале вновь остались лишь красивые молодые люди в изящных дорожных одеждах, среди которых выделялась большая и шумная группа «мультяшек», скорее всего студентов. Конелли ясно дал понять, что не собирается поддерживать разговор, и вновь уткнулся в коммуникатор, Карифа все не возвращалась, красавчик откинулся на спинку кресла, заложив руки за голову так, словно собрался подремать, но через несколько секунд выпрямился и посмотрел на Рейган.

– Ты кажешься расстроенной.

– Нет.

– Значит, мрачной.

– Не больше, чем обычно.

– Больше, – твердо произнес Захар. – Это заметно.

– Ты что, мать твою, стал мозгоправом?

– Я, мать твою, слишком хорошо тебя знаю, – в тон красноволосой ответил красавчик. – Ты расстроена.

– Пошел на хрен.

– Из-за задания?

– А из-за чего еще? – пробурчал Конелли, не отрывая взгляд от коммуникатора. – С тех пор как мы подписали сделку, все идет наперекосяк.

– Еще один, – выругалась Рейган. – Может, отстанете?

– Что тебя парит?

Красноволосая внимательно оглядела друзей, вздохнула, поняв, что они не отстанут, и неохотно ответила:

– Из-за задания.

– Это мы уже поняли.

– Что тебя парит? – повторил Захар. – Видно же, что ты не в своей тарелке.

– Меня парит то, что большие люди, на которых мы сейчас работаем, не любят оставлять свидетелей.

– Мы еще ничего не сделали, – быстро сказал Конелли.

– Но если сделаем – вряд ли уцелеем.

Оператор нахмурился и нервным жестом убрал коммуникатор в сумку. Сам он об этом не думал, и предположение Рейган произвело на него впечатление.

– Ты серьезно?

– Подожди, подожди! – Захар прикоснулся к итальянцу, заставив его умолкнуть, и обратился к красноволосой: – Рейган, а что Карифа? Неужели она этого не понимает?

Это был неприятный вопрос, но он не мог не прозвучать. К сожалению, ответ на него был еще более неприятным.

– Думаю, понимает, но Карифе очень нравится приз, – сказала Рейган и почувствовала, что с ее плеч свалился тяжкий груз. Теперь ее сомнения стали их общей проблемой.

Мужчины переглянулись, помолчали, после чего Конелли осторожно спросил:

– И?

– Что «и»?

– Хочешь соскочить?

– Думала об этом, – не стала врать Рейган.

– Сейчас нельзя, – убежденно произнес Захар. – Мы на задании, и Карифа на нас рассчитывает. Соскакивать нужно, когда тебя можно заменить.

– Согласен, – поддержал товарища Конелли. – Сейчас поздно.

– А когда вернемся?

Мужчины вновь переглянулись, после чего Захар пожал плечами:

– Тогда и поговорим.

– То есть вы тоже чувствуете, что дело слишком опасное?

– Я чувствую, что ты не вовремя завела этот разговор. Извини.

Захар вновь откинулся на спинку кресла и стал следить за вошедшей с улицы компанией олдбагов: семь или восемь веселых мужчин и женщин в ярких одеждах, шортах и панамах. Судя по всему, они собирались на курорт. Рейган перевела взгляд на Конелли, но тот лишь развел руками, выразив солидарность с красавчиком.

«Да, согласна – не вовремя, сейчас нужно думать об операции…»

Но думать не получалось, потому что десять минут назад Рейган получила сообщение из лаборатории. Сначала удивилась, увидев код Экспертного отдела, потом вспомнила, что, отправляя на исследования останки Гарибальди, случайно поставила личную метку, а не группы, открыла послание, вывела его на наноэкран и быстро пробежалась по строкам. Вроде все нормально: результат ДНК-экспертизы Освальда Гарибальди. «Шапка» лаборатории, кто проводил исследование, какие-то заумные детали… Где вывод?

Вывод.

Вывод…

Профессия сделала Рейган хладнокровной, и только поэтому она не закричала, увидев вывод. Но ей потребовалось примерно тридцать секунд, чтобы прийти в себя. Потом она вернулась к началу отчета, спокойно прочитала его снова до самого конца, после чего стерла.

Больше всего на свете Рейган хотелось никогда не получать это сообщение. Не забыть о нем, а никогда не получать. Потому что забыть его она не сможет. Потому что теперь она обречена жить, зная сделанный в лаборатории вывод, и скорее всего жить недолго…