Дэн Симмонс - Сироты вечности [сборник litres]

Вспомнились шаги на мокрой мостовой, крики, далекие свистки и тишина.

Вилли прав: я действительно постарела. Этот последний год отнял у меня больше, чем предыдущее десятилетие. И все же я не прибегала к Подпитке. Несмотря на голод, несмотря на свое стареющее отражение в зеркале, несмотря на темное влечение, правившее нашей жизнью вот уже столько лет, я ни разу не прибегала к Подпитке.

Я заснула, пытаясь вспомнить черты лица Чарльза.

Я заснула голодной.

Когда я проснулась, сквозь ветви пробивались яркие лучи солнца. Был один из тех хрустальных зимних дней, из-за которых стоит жить на юге: совсем не то, что на севере, где эти янки просто с тоской пережидают зиму. Над крышами виднелись зеленые верхушки пальм. Когда мистер Торн принес мне завтрак на подносе, я велела ему слегка приоткрыть окно. Я пила кофе и слушала, как во дворе играют дети. Несколько лет назад мистер Торн принес бы вместе с подносом утреннюю газету, но я уже давно поняла, что читать о глупостях и мировых скандалах – лишь осквернять утро. По правде сказать, жизнь общества все меньше меня занимала. Уже двенадцать лет я обходилась без газет, телефона и телевизора и никак от этого не страдала, если только не назвать страданием растущее чувство самоудовлетворения. Я улыбнулась, вспомнив разочарование Вилли, когда он не смог показать нам свои видеокассеты. Вилли такой ребенок!

– Сегодня суббота, не так ли, мистер Торн? – Когда он кивнул, я жестом приказала ему убрать поднос. – Сегодня мы выйдем из дому. На прогулку. Возможно, поедем к форту. Потом пообедаем «У Генри» – и домой. Мне надо сделать кое-какие приготовления.

Мистер Торн слегка задержался и чуть не споткнулся, выходя из комнаты. Я как раз завязывала пояс халата, но тут остановилась – прежде мистер Торн не позволял себе неловких движений. До меня как-то сразу дошло, что он тоже стареет. Он поправил блюда на подносе, кивнул и вышел.

В такое прекрасное утро я не собиралась огорчать себя мыслями о старости. Меня наполняли новая энергия и решимость. Вчерашняя встреча прошла не слишком удачно, но и не так плохо, как могло быть. Я честно сказала Вилли и Нине, что намерена выйти из Игры. В следующие несколько недель или месяцев они, или, по крайней мере, Нина, начнут задумываться над возможными последствиями такого решения, но к тому моменту, когда они соберутся действовать, вместе или поодиночке, я исчезну. Новые, да и старые документы уже ожидали меня во Флориде, Мичигане, Лондоне, Южной Франции и даже в Нью-Дели. Хотя Мичиган был пока исключен: я отвыкла от сурового климата. А Нью-Дели стал теперь не так гостеприимен к иностранцам, как перед войной, когда я недолго жила там.

В одном Нина была права: возвращение в Европу пойдет мне на пользу. Я чувствовала, что уже тоскую по яркому солнечному свету в моем загородном доме близ Тулона, по сердечности местных крестьян и их умению жить.

Воздух был потрясающе свежим. На мне было простое ситцевое платье и легкое пальто. Когда я спускалась по лестнице, артрит в правой ноге немного мешал мне, но я опиралась на старую трость, принадлежавшую когда-то моему отцу. Молодой слуга-негр вырезал ее для отца в то лето, когда мы переехали из Гринвилла в Чарлстон.

Во дворе нас обдало теплым ветром, и я невольно улыбнулась.

Из своего подъезда вышла миссис Ходжес. Это ее внучки играли со своими подружками вокруг высохшего фонтана. Уже два столетия двор этот был общим для трех кирпичных зданий. Из них только мой дом не разделен на дорогие городские квартиры.

– Доброе утро, миз Фуллер.

– Доброе утро, миссис Ходжес. Прекрасный день сегодня.

– Замечательный. Собираетесь пройтись по магазинам?

– Нет, всего лишь на прогулку, миссис Ходжес. Странно, что мистера Ходжеса не видно. Мне казалось, по субботам он всегда работает во дворе.

Миссис Ходжес нахмурилась. Мимо пробежала одна из ее маленьких внучек, а за ней с визгом промчалась ее подружка.

– Джон сегодня на причале.

– Днем?

Мне всегда было забавно лицезреть мистера Ходжеса, отправляющегося по вечерам на работу: форма охранника аккуратно выглажена, из-под фуражки торчат седые волосы, сверток с едой крепко зажат под мышкой. Мистер Ходжес с его дубленой кожей и кривыми ногами походил на пожилого ковбоя. Он был из тех людей, которые вечно собираются уйти на пенсию, но понимают, что образ жизни пенсионера – это нечто вроде смертного приговора.

– Да. Один из этих цветных из дневной смены бросил работу в хранилище, и Джона попросили его заменить. Я сказала ему, что он не так уж молод, чтобы работать четыре ночи в неделю, а потом еще и в субботу, но вы же знаете, что это за человек…

– Ну что ж, передайте ему от меня привет. – Мне уже становилось не по себе от этой детской беготни вокруг фонтана.

Миссис Ходжес проводила меня до наших кованых железных ворот.

– Вы куда-нибудь едете отдыхать, миз Фуллер?

– Вероятно, миссис Ходжес. Вполне вероятно.

И вот уже мы с мистером Торном идем не торопясь по тротуару к Батарее. По узкой улочке медленно проехали несколько автомобилей с туристами, которые глазели на дома в нашем старом квартале, но в общем день обещал быть спокойным и безмятежным. Мы свернули на Брод-стрит, откуда уже виднелись мачты яхт и парусных лодок, хотя до воды было еще далеко.

– Пожалуйста, купите билеты, мистер Торн, – попросила я. – Мне бы хотелось посмотреть форт.

Как большинство людей, живущих по соседству с известной достопримечательностью, я уже много лет просто не замечала ее. Сегодняшнее посещение форта для меня сентиментальный поступок. Я все больше примирялась с мыслью, что мне придется навсегда покинуть эти места. Одно дело – планировать какой-то шаг, и совсем другое – столкнуться с его неизбежной реальностью.

Туристов было мало. Паром отошел от причала и двинулся в путь по спокойной воде гавани. Солнечное тепло и мерный стук дизеля навевали сон, и я слегка задремала. Проснулась я, когда паром уже причаливал к острову у темной громадины форта.

Некоторое время я двигалась вместе с группой туристов, наслаждаясь катакомбной тишиной нижних уровней и даже получая удовольствие от бессмысленно-певучего голоса девушки-экскурсовода. Но когда мы вернулись в музей с его пыльными диорамами и мишурными наборами слайдов, я снова поднялась по лестнице на внешние стены. Жестом велев мистеру Торну оставаться у лестницы, я вышла на бастион. У стены стояла только одна пара – молодые люди с ребенком в ужасно неудобном на вид рюкзачке и с дешевым фотоаппаратом.

Момент был очень приятный. С запада надвигался полуденный шторм, он служил темным фоном для все еще освещенных солнцем шпилей церквей, кирпичных башен и голых ветвей города. Даже на расстоянии двух миль можно было видеть, как по тротуару Батареи прогуливаются люди. Опережая темные тучи, налетел ветер и стал швырять белые комья пены в борта покачивающегося парома и на деревянную пристань. В воздухе пахло рекой и предзакатной сыростью.