Эйлин О'Коннор - Вы признаны опасными [сборник litres]

Девчонка кряхтела под тяжестью огромного тюка, но тащила, не сбавляя шага.

– За что ты ополчилась на Брана?

Серые глаза недобро сверкнули.

– Он сказал, мы все умрем!

– Что? – нахмурился Патрик.

– Он сказал, смерть придет за каждым! – девчонка яростно шмыгнула. – Кто ему позволил? Жирный кусок дерьма! Как он смеет говорить, что мама умрет?

Она готова была разрыдаться, но сдерживалась из последних сил.

– Ты очень любишь ее, – утвердительно сказал Патрик.

Фани молчала. Пыхтела, уставившись в землю, кусала губы, но не говорила ни слова.

Черт возьми! Он был уверен, что добился прекрасного результата со всей группой, и вот пожалуйста.

Олухи. Вот в чем причина. Тяжело иметь дело с олухами. У людей умных голова напоминает ящик комода: выдвинь его, вложи в него мысль, закрой, и она будет храниться там до скончания века. Возможно, слегка помятая, даже поеденная молью. Но ты найдешь ее там, где оставил.

А с дурнями все иначе.

У Патрика не было иллюзий по поводу своей паствы. Он помнил тех, первых, разбудивших его. Они были приспособлены к жизни в новом мире не больше, чем черепаха к супу: вроде бы эти двое неплохо совмещаются, но понятно, что ненадолго и без всякой радостной перспективы для черепахи. Однако они были умны, а главное, воспринимали на веру все речи, исходившие от святого отца.

Нынешние поселенцы отличались от них, как трилобиты от мокрицы. Эволюция развернулась и решительно пошла в обратную сторону, упрощая все, что можно упростить. Да, физически каждый ребенок поселка дал бы двести очков форы любому из прежних взрослых – тех, первых. Не говоря об умении освежевать лося, пройти сквозь гудящий рой диких пчел и соорудить в лесу простейшее укрытие.

Но они стремительно глупели. Их мозги не были способны к обобщениям и абстрактным понятиям. При этом упрямства и самостоятельности хватало в избытке, и в последние десять лет все чаще раздавались вопросы, по какому праву святой отец берет на себя смелость всеми руководить. Наставлять детишек – пусть. Но взрослые лучше знают, что делать.

Патрик не удивился бы, если бы молодой охотник, назначенный нести вахту на скале, послал его ко всем земляным червям. Но тот не посмел отказаться. Пока не посмел.

«Если так пойдет дальше, у меня есть все шансы доживать при поселке кем-то вроде местного дурачка».

– Я и тебя люблю! – внезапно прорезалась Фани. – Страшно-страшно люблю! Даже со скалы бы прыгнула ради тебя!

Патрик искоса глянул на девчонку.

– А что говорят Два Ствола?

Фани не задумалась над подходящей цитатой ни на секунду.

– У них же, мать их, пушки! А в них же, мать их, пули!

– И что это значит?

– Что мы должны думать на шаг вперед и быть осторожными.

Фани сорвала с ветки лист и сунула в рот черешок. Хороший интеллект, повышенный эмоциональный фон, причем стабильно повышенный – нехорошее сочетание. Плюс бесстрашие, плюс выраженные лидерские качества. Девчонка способна свести на нет десять лет его работы, если начнет объяснять другим детям, почему напала на Брана.

Патрик быстро просчитал вероятности исхода предстоящего разговора в зависимости от выбранной модальности и решил остановиться на самой сложной: безальтернативной откровенности.

– Фани, почему закончился старый мир?

Она взглянула на него, удивленная и даже несколько оскорбленная тем, что ее спрашивают о самых азах.

– Люди воевали. У них было много оружия. Больше, чем людей. Оружие истребило их.

– Да, но почему?

– Я же сказала! – она начала сердиться. – Это было сильное оружие!

– Нет, Фани. Отчего люди затеяли войну?

Эту тему они еще не обсуждали. Фани наморщила лоб и попыталась вспомнить, что слышала от старших.

– Взрослые стали злыми? – предположила она. – Они хотели убивать друг друга? Я тоже иногда хочу кого-нибудь убить. Иногда даже тебя!

– А порой ты хочешь спрыгнуть ради меня со скалы, – кивнул Патрик. – И то, и другое желание вырастают из одного семечка в твоей душе.

Он рисковал, обращаясь к метафорам, но надеялся, что она поймет.

– Человечество уподобилось подростку, которого раздирают противоположные чувства, – медленно сказал священник. – Как если бы к человеку привязали нескольких лошадей и стегали их, заставляя рваться в разные стороны.

– Что такое лошади? – перебила Фани. – Большие птицы?

– Почти. – Он решил не вдаваться в подробности. – Что случится, если три коршуна потянут тебя на север, запад и восток?

– Меня разорвет на части!

– Да, Фани. И ты погибнешь. То же самое случилось с человечеством. Люди сами довели себя до гибели, их ярость, ненависть и любовь были чрезмерны.

– Что плохого в очень большой любви? – сопротивлялась девочка.

Они вышли на опушку. Фани, сбросив тюк, опустилась на траву, он сел рядом.

– Представь, что ты страстно возлюбила бога. Тогда тех, кто кричит, что твой бог – выдумка, ты станешь ненавидеть. Ты решишь убить их, Фани. Понимаешь меня?

Та молчала.

– Но если твоя любовь смиренна и спокойна, ты не будешь ненавидеть глупца, заявляющего, что бога нет. Вы не затеете драку, как ты сегодня затеяла с Браном. Он не ударит тебя по щеке, твоя мать не кинется мстить за твою боль, вы будете жить мирно, без ссор и насилия. Вот путь к выживанию для человечества: укрощение эмоций.

Патрик все еще ощущал силу исходящего от девочки протеста, но тот ослабевал.

– Фани, я не застал войны. Может быть, ты знаешь, что нас, священников, создали последними. Тридцать восемь поселенцев спаслись и бежали сюда, где есть воздух, пригодный для дыхания, и вода, которую можно пить. Они запустили мой жизненный цикл. Так что можно сказать, я родился здесь, как и ты.

– Я знаю, – твердо сказала она. – Прадедушка мамы был ученым.

Патрик уловил неуверенность, исходящую от нее: Фани не понимала значения последнего слова. Да и ее мать, от которой она его услышала, наверняка тоже не представляла, кем на самом деле был ее предок. Лишь эхо настоящих смыслов доходило до них всех. В их жизни существовали только прикладные занятия, и Патрик был единственным исключением.

– Наша община – зародыш нового человечества, Фани. Многие погибли, многие остались искалечены в борьбе с новым миром, в котором нам приходится существовать. Но мы живем. И мы не имеем права повторить тот ошибочный путь, которым прошли миллионы до нас, потому что он привел их к гибели. Мы следуем заповедям. Что гласит первая из них?

– Возлюби ближнего как самого себя, то есть умеренно.

– Умеренно, дитя мое! Привязанность детей к родителям очень сильна в первые десять лет жизни, но постепенно она слабеет. И это правильно. Так и должно быть. Остается лишь симпатия, нежность, забота. Я повторю тебе то, что сказал Бран: рано или поздно твоя мама умрет.