Дидье Ковеларт - Томас Дримм. Война с деревьями начнется тринадцатого

Я поднимаюсь к себе в комнату, чтобы ей позвонить. Прижимаю телефон к уху и слушаю сообщение автоответчика. Внезапно оно прерывается.

– Да, Томас, что-то случилось?

Я взволнован – она говорит так естественно, словно мы расстались пять минут назад, – и реагирую мгновенно, стараясь придать голосу твердость:

– Не у меня, у человечества. Я видел новости по телевизору.

– И чем я могу тебе помочь?

Растерявшись, я спрашиваю, не знает ли она, где держат Бренду Логан.

– Значит, она по-прежнему важна для тебя?

В ее голосе звучат скрытое недовольство и неподдельная ревность. В других обстоятельствах я почувствовал бы себя самым счастливым парнем на свете. Но сейчас я обхожу эту тему:

– Ее надо освободить. Она может наговорить лишнего.

– Лишнего о ком?

– О вас. Она знает, что вы ведете в правительстве двойную игру. Если до вашего сводного брата дойдет, что вы готовите революцию…

– Может, ты сначала поинтересуешься, не прослушивается ли мой телефон?

– Ой…

– Нет. А вот твой у полиции на прослушке.

Меня сразу бросает в холод.

– Простите. Я разъединяюсь.

– Не волнуйся, мой телефон автоматически глушит все разговоры и скрывает номера абонентов.

Я перевожу дух. Это в ее стиле: напугать, а потом успокоить.

– Что касается Бренды Логан, я согласна с тобой, Томас, но по другой причине. Нам действительно нужно действовать как можно быстрее.

– Вы пришлете за мной машину?

– Ты видишь ее окна с того места, где сейчас стоишь?

Я встаю на цыпочки и смотрю в слуховое окно, из которого видна спальня моей соседки напротив.

– Да.

– Ничего необычного не замечаешь?

– А в чем, собственно, дело?

– Ну-ка скажи: есть ли признаки взлома, обыска, ограбления?

– Вы думаете, полиция…

Она перебивает:

– Я думаю, именно Бренда виновата в том, что произошло с растительным миром. И ты это знаешь.

Она разъединяется. Потрясенный, я смотрю на темные окна в доме напротив. Конечно, у меня были подозрения относительно Бренды. И даже больше чем подозрения: я был свидетелем ее тайных отношений с деревьями. Но ведь не она хотела, чтобы я разрушил Аннигиляционный экран.

Хотя…

Еще до того как профессор Пиктон переселился в моего плюшевого медвежонка, я видел пророческий сон: город, захваченный деревьями, лиана, которая захлестнула меня и тащит к водосточному люку… Этот город-призрак, разрушенный растениями, я увидел на следующий день на картине Бренды, где были все подробности моего сна. Если моя соседка находится в мысленной связи с духами природы, то, может быть, она – посланник, сообщник или причина войны, которую деревья объявили нам? Возможно, она находится под их влиянием или даже наоборот – властвует над ними при помощи своих картин?

Я полностью погружен в эти мысли, когда на нашу улицу въезжает лимузин в сопровождении четырех мотоциклистов. Лили Ноктис не теряет времени. Я торопливо приглаживаю волосы, выпускаю рубашку поверх брюк, как теперь модно, надеваю пиджак, чтобы казаться старше, и сбегаю по лестнице. Когда я выхожу в прихожую, мой отец уже открывает входную дверь. На пороге стоит мотоциклист.

– Господин Робер Дримм?

– Да, – обреченно вздыхает отец.

– В Министерстве хотят с вами поговорить.

– В каком именно? – насторожившись, спрашивает мать.

– Это государственная тайна, – отвечает мотоциклист. – Но ехать надо немедленно.

Отец покорно поворачивает в гостиную, которая служит ему спальней с тех пор, как они с матерью перестали быть парой. Он вытаскивает из-под дивана ботинки и в ответ на наши беспокойные взгляды молча завязывает шнурки.

– Не смотрите вы так! Меня везут не на допрос, а на консультацию.

– Какую еще консультацию? – хмурится мать. – По грамматике и орфографии? Не понимаю, чем ты можешь быть им полезен.

Сурово взглянув на нее, отец отвечает:

– Полагаю, в правительстве меня считают специалистом по деревьям, учитывая, сколько книг по ботанике я прочел, будучи цензором.

И добавляет, вставая:

– Мне поручали убирать из книг те абзацы, где говорилось об интеллекте растений. Я вымарывал эти места, но сам-то все помню.

Я смотрю, как мой отец садится на заднее сиденье лимузина, и не могу избавиться от дурного предчувствия. Министерство безопасности методом промывки мозгов стерло из его памяти воспоминание о тех днях, что он провел в тюрьме. Но я-то помню, как его мучили.

Моя мать, услышав, что начинаются очередные новости, мгновенно разворачивается к экрану, чтобы, как образцовая патриотка, следить за ходом войны с деревьями.

– Через двадцать четыре часа будет завершена вакцинация всех детей младше тринадцати лет, – вещает полковник медицинской службы, и на экране появляется диаграмма. – Что касается взрослых граждан, то в настоящее время все они получили вакцину через радиоимпульс в мозговые чипы. Но не следует забывать, что антигены в мозгу активируются только благодаря концентрации внимания и чувству сопричастности, которые возникают при внимательном и непрерывном просмотре новостей. Здоровье, процветание, благополучие!

– Здоровье, процветание, благополучие! – шепчет моя мать с блестящими от слез глазами, пока очередная вспышка на экране не возвращает ее на передовую: там полыхают пожары, которые уже невозможно потушить.

Я желаю ей спокойной ночи и поднимаюсь в свою комнату.

Через пять минут, уже в спортивном костюме, кроссовках и с маской на лице, я осторожно спускаюсь по фасаду вниз. С тех пор как по методу профессора Пиктона я сбросил десять лишних килограммов, это стало совсем не трудно. Водосточная труба даже не скрипит под моей тяжестью.

На улице ни души: уже начался комендантский час. Повсюду из-за прикрытых ставней доносятся звуки вечерних новостей. Я перехожу дорогу и направляюсь к полуразрушенному зданию, которое так и не достроили, а оно уже успело превратиться в руины. С тех пор, как я был здесь последний раз, из дома украли домофон, почтовые ящики и коврик на входе. Приятно видеть, что жизнь продолжается.

Я поднимаюсь по лестнице, куда обитатели дома выбрасывают мусор, и, дойдя до второго этажа, останавливаюсь как вкопанный. Дверь в квартиру Бренды распахнута настежь. Замок сбит, щеколда вырвана с мясом. В каком-то смысле меня это даже успокаивает. Если бы здесь побывала тайная полиция, она бы действовала гораздо аккуратнее.

Я с опаской спрашиваю:

– Есть кто-нибудь?

Не столько ради ответа, сколько с целью успокоить грабителей, если они еще здесь: я всего лишь безвредный подросток, пришедший навестить соседку. Я повторяю вопрос, стараясь не выдать страха:

– Ты тут, Бренда? Слышала новости?

Тишина. Глубоко вздохнув для храбрости, я вхожу в квартиру. На первый взгляд мое предположение подтверждается: исчезли телевизор, матрас, кофеварка, микроволновка и сиденье для унитаза. Или же это трюк тайной полиции, чтобы замаскировать обыск под простое ограбление. В любом случае, их интересовало не искусство: все картины на месте.