Хейли Баркер - Шоу безликих

Позади на всех экранах мое фото и то же самое объявление: «Бенедикт Бейнс. Вознаграждение 1 миллион фунтов».

Если я сниму маску, мне конец.

Люди послушно проходят мимо охранника. Сначала те, что стояли слева от арены, всего в паре шагов от меня. Я вместе с толпой неуклонно продвигаюсь вперед, беспомощно глядя на Амину. Я все ближе и ближе к полному провалу.

Я считаю людей впереди меня. Одиннадцать, десять, девять… Совсем скоро нужно будет снять маску.

Мое сердце с каждой секундой стучит все сильнее и сильнее. Внезапно со стороны циркачей-Отбросов доносится пронзительный крик:

— Вон там! Я видела там какого-то человека! Он вооружен! — это кричит Амина и указывает куда-то в сторону. — Он там, за занавесом!

Охранники и полиция всей толпой устремляются туда. Среди посетителей тотчас же воцаряется хаос.

Все кричат, пихают и отталкивают друг друга, стараясь первыми пробраться к выходу и оказаться как можно дальше от вооруженного маньяка. Теперь здесь каждый сам за себя. Вокруг царит давка и толкотня, то и дело вспыхивают драки, и вся эта безумная масса двигается к выходу.

Один из путей к выходу лежит через место, где держат артистов. Разделяющие нас барьеры давно сметены. Чистые первыми рвутся к свободе.

Что же мне делать? Может, и мне стоит бежать туда? Я прокладываю себе путь против встречного потока беснующейся толпы. Мне нужно туда, за опрокинутые барьеры.

Как только я оказываюсь рядом с ними, снова начинаю работать локтями, прокладывая путь к Амине и Хошико. Хотя не знаю, что буду делать, когда окажусь рядом.

Внезапно я чувствую, как меня толкают, и я падаю на землю. Кто-то накидывает мне на голову огромный лоскут ткани. Я едва могу дышать и сопротивляюсь из последних сил. Чьи-то сильные руки пихают меня в ящик. Я погружаюсь во тьму. И… это все.

От боли у меня кружится голова, и я готова свалиться в обморок. Спустя какое-то время мне кажется, что я стою в какой-то длинной очереди к выходу из цирка. По всей видимости, сознание оставило меня, потому что снова я очнулась уже в лазарете, когда Амина слегка тормошила меня.

— Хошико? Хоши? — повторяет она снова и снова. — Прошу тебя, ты должна внимательно выслушать все, что я тебе скажу.

В ее голосе слышатся умоляющие нотки. Я пытаюсь стряхнуть с себя сонливость, вернуть ясность ума. Увы, это нелегко, мне приходится силой вытаскивать себя из теплого уютного забытья. Я открываю глаза и пытаюсь сосредоточиться на том, что она говорит.

— Слушай меня. Слушай внимательно, — повторяет она. — Не выходите из этой комнаты, вы двое. Я сейчас на минутку отлучусь. Но обещаю, что скоро вернусь.

Я киваю. Похоже, моя реакция ее удовлетворила, потому что она ушла. Я же остаюсь одна и пытаюсь проанализировать ее слова.

Я не ослышалась, она точно сказала «вы двое», хотя в палате я одна. Я и большой черный ящик с цирковым реквизитом. Я смотрю на него. Откуда он тут взялся?

Впрочем, странности на этом не заканчиваются. Ящик начинает двигаться. Изнутри доносятся удары. На нем есть защелка, и я, даже не задумываясь, наклоняюсь и отодвигаю ее. Похоже, представление продолжается, и я участвую в каком-то иллюзионе, потому что крышка распахивается, и из ящика на меня выпрыгивает Смерть.

Я чувствую, как меня куда-то тащат и в конце концов опускают. Интересно, это меня схватила полиция или кто-то похуже? Что, если меня хотят закопать живьем? Неужели мне конец? Может, это мой гроб?

Я изо всех сил колочу в деревянную крышку, благо та всего в нескольких дюймах над моей головой. Какие бы ужасы ни ожидали меня снаружи, я готов взглянуть им в лицо. Это лучше, чем оставаться здесь, медленно задыхаясь. Одному. В темноте.

На мое счастье, колотить приходится недолго, потому что крышка открывается, и как только в ящик проникает свет, я толкаю ее и как можно быстрее выбираюсь наружу. И не верю собственным глазам. Передо мной не полиция и не солдаты с автоматами, а Хошико.

Вид у нее еще более растерянный, чем у меня, но как только я стаскиваю маску, ее лицо проясняется, она широко улыбается и кидается мне на шею.

Я никогда еще не видел ее такой счастливой.

Настороженности и язвительности как не бывало. Она такая мягкая и теплая.

Мы стоим, обнявшись, целую вечность, но в конце концов я отстраняю ее от себя.

— С твоими ногами все в порядке?

— Тсс, давай не будем терять времени. Я не знаю, сколько его у нас осталось. По всей видимости, меня сегодня убьют.

Она говорит это таким тоном, будто ей все равно.

— Все-таки скажи лучше, как твои ноги?

— С ними все в порядке, — отвечает она и весело улыбается мне. — Кому какое дело до моих ног? Я не думаю, что они понадобятся мне там, куда я собираюсь!

Сегодня ее не узнать, она стала совсем другой. Хошико прижимает палец к моим губам, а затем целует.

В тот вечер, когда впервые увидел ее, моя голова пошла кругом. Оказывается, я просто не знал, что такое настоящее головокружение. Голодная жадность ее губ передается мне. Вряд ли у нас получилось бы разомкнуть объятия, даже если бы мы этого захотели. Впрочем, мы даже не пытаемся это сделать.

Когда я целую его, мне кажется, будто я падаю.

Нужно остановиться, но я не могу. Не смогла бы, даже если бы захотела.

Пусть меня пытают, жгут, убивают, но им никогда не отнять у меня эти мгновения. Я сохраню их внутри себя, несмотря ни на что.

После поцелуя мы разговариваем. Разговариваем обо всем. О ее жизни, о моей жизни. О наших родных и друзьях. О глупых и серьезных вещах.

Я не рассказываю ей ни о зомби, ни о том, что случилось с Прией. Возможно, когда-нибудь, но только не сейчас. Я беру эти образы, клокочущие во мне, как раскаленная лава, и прячу их в глубинах своего сознания. Я запираю эту пузырящуюся магму под земной корой; эти образы слишком сильны, чтобы оставаться там всегда, но в данный момент они должны оставаться внутри меня.

Я сосредоточусь на Хошико: единственной, кто остался у меня в этом мире.

Мы одни, вокруг никого. Мы будто подвешены в каком-то безопасном пузыре, где ничто не способно причинить нам боль. Я знаю, что нам должно быть страшно, нам следует паниковать, но этого не происходит.

Мы — воплощение спокойствия. Нам хорошо и уютно. Я бы даже сказал, что мы разомлели. Мир сошел с ума — причем давно сошел с ума, — и я не знаю, выйдет ли кто-нибудь из нас отсюда живым, но сейчас я чувствую лишь спокойствие. Значение имеет только то, что происходит прямо здесь и сейчас.

Знаю, большинство людей скажут, что мне повезло. Что я всегда имел все, что хотел, по крайней мере, в материальном смысле: уютный дом, дорогую одежду, учебу в престижной школе. Но, несмотря на это, так хорошо, как сейчас, мне не было никогда прежде. Мне как будто всегда чего-то недоставало, но сейчас нашелся недостающий кусочек пазла, здесь, на самом краю смерти. Я собрал себя целиком.