Леонид Каганов - Калибр имеет значение?

Петрович решил подойти к дочери и хоть поцеловать в щечку, сунуть в карман курточки пятитысячную банкноту. Но в двух шагах от девчонок услышал:

– Так во сколько они стреляются?

– Как все, в шесть утра! – ответила Анечка. В голосе была гордость.

– Анютка! – позвал Петрович.

– Папуля!

Дочка чмокнула в свежевыбритую щеку. Петрович очень за своей физиономией следил и даже имел своего брадобрея, который раз в неделю обрабатывал его по полной программе, с горячими компрессами.

– Ты чего не в колледже?

– Ой, папуля, я все тебе расскажу! Потом, потом расскажу!

Девчонки убежали, а Петрович поднялся к Любе. Бывшая жена встретила так, будто не было никакого развода, в длинном цветастом халате, вся такая округлая, такая уютная, прямо хотелось назвать ее мамочкой. Они расцеловались, как старые приятели. Кофе уже ждал на кухонном столе, Люба налепила бутербродов с красной икрой.

– Что это с Анюткой? Почему она не на занятиях? – спросил Петрович.

– Ей не до занятий.

– Это почему же?

– Завтра из-за нее ребята стреляются! Никита с параллельного потока и Миша из техникума радиосвязи!

Люба сообщила это с таким видом, будто дочка защитила кандидатскую.

– Люба, ты в своем уме?!

– Ты ничего не понимаешь. Если ребята из-за девочки стреляются, это для нее – такой плюс, такой плюс!

Бывшая жена всегда была на стороне дочек, что бы они ни отчебучили. Недавно она даже гордилась огромной татуировкой на бедре старшей, Кати. Татуировка была такая, что впору маленьких детей пугать – разноцветный змей с зубастой пастью и еще какие-то загогулины. Если бы другая девица так себя обезобразила, Люба бы возмутилась. Но Катенька! Все, что Катенька и Анечка делают, критике не подлежит.

– Так они же друг дружку поубивают!

– Им еще двадцати одного нет.

– Ну и что?

– По кодексу им положены кевларовые жилеты, длинные, вот посюда.

– Тьфу. Додумались…

– Пей кофе, а то остынет.

– Люба, мне картель прислали…

Оказалось, бывшая жена знает это слово. Не иначе – дочки научили. Сама она ни к чему особого любопытства не проявляла, жизнь дочек была главным источником информации.

Петрович рассказал про Настю и про оплеуху. Люба задумалась.

– Сразу нужно было к Лизке бежать…

– Сам знаю.

Коленька, а ты уже секундантов пригласил?

– Так Минский же! И Корсаков!

– Это его секунданты. А у тебя должны быть свои.

Петрович уставился на Любу с изумлением: ишь ты, какая грамотная стала!

– Давай я Андрюшу попрошу. Ты знаешь, он к тебе очень хорошо относится.

Андрюша был ее нынешний супруг.

– Ага, хорошо… Будет рад, если меня пристрелят!

– Ну что ты такое говоришь?! А вторым секундантом может быть Филатов.

– Еще лучше! Нет, Люба, не будет никаких дуэлей. Я просто завтра же улечу в Москву. У меня там дела. Вернусь недели через полторы.

– Коленька, не надо. Помнишь, как ты сам говорил? Не рассосется. Коленька, давай посоветуемся с Андрюшей! Он в этом разбирается!

– Он что, уже с кем-то стрелялся?

– Стрелялся… Коленька, я об этом только потом узнала! Молчи, ради всего святого! Дуэли ведь запрещены!

– Запрещены? Так что же я паникую?

– Запрещены – а все стреляются…

– Что-то я не слыхал про убитых.

– Так, Коленька, не до смерти же убивают. Ну, кому в ногу попадут, кому в плечо. Андрюша вон Ростиславцеву руку прострелил – и ничего! И все довольны! Они потом обнялись, вместе в больницу поехали, когда рука зажила, Андрюша выставился – угостил Ростиславцева в «Пирамиде».

– А из-за чего стрелялись?

– Ростиславцеву не понравилось, что Андрюша у него программиста переманил.

– Мир сошел с ума… – пробормотал Петрович и вдруг вскрикнул: – Павлов! Димка Павлов!

Давний приятель сгинул без вести. Его искали и не нашли. Вслух говорили: должно быть, попал под машину, мгновенная смерть, и водитель, чтобы не было проблем, отвез тело на болото и притопил. А на самом деле это ведь могла быть дуэль!

– Все! Хватит! И не отговаривай! Еду в полицию! – твердил он. – У меня уже заявление готово!

– Коля! Только не смей секундантов припутывать! – завопила Люба. – Не смей, слышишь?! У них могут быть неприятности!

– А что у меня может быть неприятность – тебе начхать?! – Петрович выдернул из-за пазухи портмоне, где после недавней заграничной вылазки оставались еврики. – На! Если что… Девчонкам!

Люба поймала его уже в прихожей.

– Коля, стой! Ты завещание-то хоть оформил?

– Завещание?

– Ну да! Все перед дуэлью…

Петрович выскочил из квартиры как ошпаренный.

– Завещание ей! Еще одна дура на мою голову!

В полиции ему пришлось ждать, и довольно долго: дежурный, узнав, что Петрович принес заявление насчет дуэли, направил его к тому кабинету, перед которым сидела очередь. Но Петрович впал в холодную ярость и решил, что не уйдет из полиции, пока от него не примут заявление.

В очереди он дико проголодался, но терпел. Хотя обычно Петрович свой желудок баловал, и всякий, глядя на коренастого мужичка с заметным пузиком, с круглой физиономией, первым делом думал: вот этот поесть любит!

Наконец он попал в кабинет.

– Ну, что я вам могу сказать, – мужчина в форменном кителе вздохнул. – Ну, заявление я у вас приму…

– Но разве нет закона, запрещающего дуэли? Мало ли – какие-то сумасшедшие придумали дуэльный кодекс! За это ведь судить нужно! – взвился оголодавший и потому злой Петрович. – Это ведь неприкрытое убийство! Это же преступление!

– Так-то так… А вы знаете, что после появления этого кодекса мелкая преступность пошла на убыль? – спросил мужчина. – На дорогах все ведут себя прилично, никто никого не подрезает, никто за руль пьяным не садится. Заметили?

– И в самом деле…

Петрович только теперь сообразил, что его водители давно не попадали ни в какие передряги.

– Все стали бояться. Сцепишься с кем-то по пьяной лавочке, а он тебе – картель…

– Но ведь закон есть! Вы обязаны пресекать!

– Мы пресекаем.

Но прозвучало это как-то сомнительно.

– Вот если я вам сообщу, когда и где назначена дуэль, вы ведь обязаны приехать?

– Обязаны. Приезжаем.

– И что?

– Понимаете, пока люди не стали на дистанцию, это еще не дуэль. Мало ли – приехали пострелять по воронам.

– А когда человек уже в кровище валяется – это уже не дуэль?!..

– Ну, мало ли…

Петрович посмотрел в скучное лицо собеседника. На лице было написано: шел бы ты куда подальше…

Петрович вгляделся. Там еще мелкими буковками было написано: у нас процент правонарушений наконец-то вниз пошел, а тут тебя принесла нелегкая…

Все же заявление было принято. И Петрович обещал: когда будут точно известны место и время, он еще раз придет и сообщит.

Идти домой ему не хотелось. И в тир не хотелось. В тире, кстати, могут ждать Минский с Корсаковым. И к Любе совершенно не хотелось – она своего Андрюшу начнет сватать в секунданты. А в самом деле – кто бы согласился стать секундантом?