Эрнст Юнгер - Стеклянные пчелы [litres]

А с этим приходится мириться. Иначе придут люди из Манчестера, и туго придется тем, у кого, как у нас, бывших кавалеристов, устаревшее мировоззрение. Все, кончено. Теперь «жри, что дают, или сдохни!». Виттгреве это уловил раньше, чем я. Не стану никого мелочно критиковать, я сам в таком же положении.

Выглядело это примерно так: человек из Манчестера наглядно объяснил нам, где раки зимуют. Лошадей пришлось отменить. Мы пошли на него с танками, а он уже ждал нас с новым сюрпризом. По сути, мы оба дергали за одну и ту же веревочку.

Должен признаться, что были, конечно, азарт и привлекательность в этой нескончаемой череде моделей, сменяющих друг друга, новых и устаревших, в этой утонченной игре вопросов и ответов, в этом соревновании гениальных голов. Я долго был этим увлечен, особенно когда работал в танковой инспекции. Борьба за власть вошла в новую стадию. Теперь ее вели посредством формул и науки. Оружие появлялось и уходило в небытие, как быстротечный феномен, как картинки, брошенные в огонь. И тут же, как Протей, рождалось новое.

Захватывающее было зрелище, и в этом мы с Виттгреве созвучны. На военных парадах, где представлялись новые модели, будь то на Красной площади в Москве или в другом большом городе, царило сначала благоговейное молчание, а потом гремело всеобщее ликование. Что означает это опьянение, когда по земле проползают стальные черепахи и железные змеи, а в небе со скоростью мысли меняются и выстраиваются в разные фигуры: треугольники, стрелы, ракеты? И ведь каждый раз что-то новое, новые модели. Но и в этом молчании, и в этом ликовании таится какая-то первобытная злоба человека, который привык хитрить и ставить капканы. Незримо проходят мимо в череде призраков Тубал-Каины и Ламехи [11] Тубал-Каин и Ламех – библейские ветхозаветные персонажи, хитрые охотники и талантливые оружейники. .

Итак, я был инструктором без определенного звания, служил в танковой инспекции, занимался приемом новой продукции, обычный специалист, какие надобны в разных областях. Моя сфера деятельности относилась к тем, где стараются не привлекать к себе особого внимания, хотя оно неизбежно. Зато и я не слишком обращал внимание на заказчиков. Каков поп, таков и приход, и оба сто́ят друг друга. Недостатки бытия специалиста известны. Но есть и достоинства, например, нет необходимости заводить товарищей. Достаточно знать свое дело и четко оперировать фактами.

Все свое свободное время я тратил на мои исторические штудии. Образ жизни почти не позволял возить с собой много книг, кроме разве что маленького неразменного набора, но я часто бывал в библиотеках и ходил на лекции. Я придумал для себя одну теорию. Она состояла в том, что мы теперь переживаем эпоху Акция [12] Сражение при мысе Акций (2 сентября 31 года до н. э.) – последнее великое морское сражение античности между флотами Древнего Рима на заключительном этапе периода гражданских войн. , то есть проклятия гражданских войн, а за этим временем последует другой период – когда празднуются Акциады, целый ряд великих мирных столетий. На нашу же долю выпадают только страдания до конца наших дней.

Что же касается инспекторской службы, то я, как и большинство моих друзей, с техникой был на «ты». Даже увлекался ею в известной степени. Между тем всякий, кто учил и кого учили, знает, что не это главное. Чтобы проникнуться каким-либо предметом, необходимо влюбиться в обучение, увлечься игрой взаимного обмена «дать» и «брать», образцов и подражаний, познать ту любовь, с какой первобытный человек учит своих сыновей стрелять из лука или охотиться на зверя. Один из величайших космических порядков – педагогический, в этом я убежден.

У меня была потребность общаться с молодежью. При этом я полагался на мои личные дарования, но вселенского авторитета Монтерона мне не хватало. Поначалу я был с учениками на дружеской ноге, потом стал испытывать, скорее, отеческие чувства. Мне не суждено было иметь сыновей, хотя я всегда хотел сына. Меня всегда глубинно волновал вопрос: как эти мальчики выстроят свою жизнь?

Они родились в неспокойное время и не знали таких безусловно стабильных и надежных людей, как Монтерон. Многие росли без отцов. Оттого они казались мне особенно уязвимыми, подверженными опасности, одиночеству в неведомом море и чудовищно близкими к краю бездны.

Я имею в виду не телесную уязвимость, хотя в выпускной вечер и это меня удручало. Вот сидят мальчики, теснятся друг к другу, как птенцы в гнезде. Вот произносятся обычные речи: «Скоро мы сможем всем показать, чему научились» и прочее в этом роде, но при этом ощущается страх, темная тень, от которых не отмахнуться, не прогнать их. Я смотрел на них и думал: «Да, скоро вы улетите туда, куда ни один учитель не сможет за вами последовать. Ох, что вас там ждет?»

Эта тревога становилась невыносимой. Раза два-три я настойчиво следовал за ними, что их мало радовало и не приносило никакой пользы. Момент, когда мы вынуждены отпустить следующих за нами совсем, неизбежен, и тогда мы уже ничем им не поможем, как будто нас разделяет море. Я бы с радостью подставил под удар собственную шкуру ради этих мальчиков, мне-то что, мне-то чего еще в этой жизни бояться, я уже непробиваемый, меня и пуля уже не берет.

И снова меня поразили их мужество, их выносливость. Где политики теряют голову, – а это уж так часто бывает, – там в дело вступают эти мальчики и выплачивают долги отцов и дедов. О кавалерийском прошлом не могло быть и речи. В каких убогих закутках протекала их жизнь. А они жили без единого упрека. Я увидел в жизни больше, чем Монтерон. Он не дожил до того дня, когда среди привычного порядка вещей рождается и живет это глубокое, безысходное страдание.

О политике я почти не думал. Мне казалось, что мы все, вслед за Лоренцом, выпрыгнули из окна. Рано или поздно все бы там были. Мы просто на время, так сказать, зависли в воздухе. Я уже упоминал, что мои друзья вознеслись на высокие должности в политике и в армии. Моя же карьера была скромна. Я тащился в хвосте и иногда где-то как-то соучаствовал. Не важно где, и не важно как, результат всегда был один и тот же.

Бывает так, что наше мировоззрение нам только вредит. Кто слишком пристально наблюдает за кухней, рискует испортить себе аппетит. Что у нас было все неоднозначно, а у противника – не все так черно, как нам внушали, – об этом не было толку ни знать, ни говорить. На меня косо смотрели и свои, и чужие, и карьера по партийной линии была для меня закрыта.

Я был вечно сомневающийся отщепенец, неблагонадежный для товарищей по партии, слабый и уязвимый. Прибавьте к этому мою вечную симпатию к побежденным и вообще собственное отдельное мнение по любому поводу. От такого ведь чего угодно можно ждать, того гляди выкинет какой-нибудь фортель. Я вернусь к этому в связи со Шпихернскими высотами [13] Битва при Шпихерне – одно из сражений франко-прусской войны, состоялась 6 августа 1870 года на территории Эльзас-Лотарингии на так называемых Шпихернских высотах близ селения Шпихерн (Шпихерен). Прусская армия понесла большие потери, но сражение выиграла. Французская армия продолжала отступление в глубь своей страны и потеряла последний шанс дать отпор противнику недалеко от его собственной территории. .