Нил Шустерман - Разобранные [litres]

– Опять Клэпперы, черт бы их побрал.

– И что они на этот раз взорвали?

– «Олд Нэви» в северной части Акрон Молла.

– Странно, – говорит Коннор, – я всегда считал их людьми со вкусом.

– Мне это не кажется смешным.

Родители Коннора считают, что он ни о чем не догадывается. Он не должен был знать, но Коннор достиг совершенства в деле раскрытия секретов. Три недели назад, разыскивая степлер в кабинете отца, он случайно нашел авиабилеты до Багамских островов. Его родные собирались провести семейный отпуск после Дня Благодарения. Проблема в том, что бланка было три, а не четыре: для отца, матери и младшего брата. Билета с именем Коннора не было. Поначалу мальчик решил, что он лежит в другом месте, но чем больше он думал об этом, тем больше эта версия казалась ему странной. Пока родителей не было дома, он обнаружил другой документ. Подписанное разрешение на разборку. Составленное в трех экземплярах под копирку – в старомодном стиле. Первого листа уже не было – он отправился в государственный архив. Второй лист будет сопровождать Коннора до самого конца, а третья копия останется у родителей – как напоминание. Может, они поместят документ в рамку и повесят рядом с фотографией, сделанной в первом классе.

Дата разборки приходилась за день поездки семьи Коннора на Багамы. От такой несправедливости ему захотелось что-нибудь разбить, расколотить множество вещей. Но Коннор сдержался. В последнее время он научился управлять собой – если не считать драк в школе, в которых он не был виноват, то можно сказать, что он умел скрывать свои эмоции. Он никому не рассказал о том, что узнал. Всем известно, что разрешение на разборку отменить нельзя, так что в истерике и протестах толку не было.

Кроме того, Коннор обнаружил, что знание родительского секрета дает ему некоторую власть над отцом и матерью. Теперь, все его действия были намного эффективнее. Например, когда он купил матери цветы, она проплакала несколько часов подряд. Или когда он получил за контрольную по математике четыре с плюсом – лучшую оценку, которую ему когда-либо приходилось получать по этому предмету. Он подал тетрадь отцу, и тот побледнел, как смерть.

– Видишь, пап, у меня появились хорошие оценки, – сказал Коннор. – Может, к концу полугодия я смогу дотянуть до пятерки.

Спустя час отец все еще сидел в кресле, сжимая в руках тетрадь, и смотрел пустым взглядом в стену.

Коннор мучает родителей по одной простой причине: они должны страдать. Пусть знают, что ужасная ошибка, которую они совершили, не даст им покоя всю жизнь.

Но в его мести не было ничего хорошего, и, промучив родителей три недели кряду, Коннор не испытал облегчения. Он обнаружил, что ему жаль родителей, и возненавидел себя за эту жалость.

– Я опоздал к обеду?

– Мать оставила для тебя тарелку, – отвечает отец, не отрываясь от экрана. Он направляется в кухню, но на полпути отец окликает его: – Коннор?

Он оборачивается и видит, что отец выключил телевизор и смотрит на него. И не просто смотрит, а внимательно изучает. Сейчас скажет, думает Коннор. Собирается рассказать, что они решили отдать меня на разборку. Скажет и разрыдается, будет без конца повторять, что ему очень, очень жаль. Если он расплачется, Коннор, пожалуй, примет извинения, и даже простит их и скажет, что не собирается ждать тут офицера по работе с несовершеннолетними. Но вместо этого отец спрашивает:

– Ты закрыл входную дверь?

– Сейчас закрою.

Коннор возвращается в прихожую, запирает дверь на замок и отправляется в свою комнату, понимая, что уже не голоден, какой бы вкусный обед ни оставила мать.

В два часа ночи Коннор одевается в черное и укладывает в рюкзак вещи, которые ему дороги. Закончив, он обнаруживает, что в рюкзаке поместится еще три комплекта одежды. Его удивляет то, как мало вещей ему хочется взять с собой. В основном, это то, что будет служить напоминанием о тех хороших днях. До того, как между ним и его родителями, между ним и всем миром пролегла пропасть.

Заглянув в комнату младшего брата, Коннор раздумывает, не разбудить ли его, чтобы попрощаться, но потом решает, что это не слишком удачная мысль. Он бесшумно выскальзывает на улицу. Велосипед взять не получится, потому что он установил на него систему спутникового слежения, естественно не думая о том, что однажды придется красть его самому. Впрочем, у Арианы есть два велосипеда.

Дом Арианы в двадцати минутах ходьбы, если идти обычным путем. Улицы в спальных районах Огайо никогда не были прямыми. Поэтому Коннор решил пройти напрямую через лес и оказался на месте уже через десять минут.

Свет в доме не горит, но мальчик другого и не ждал. Было бы подозрительно, если бы Ариана бодрствовала всю ночь. Лучше прикинуться спящей, тогда родители беспокоиться не будут. Двор перед домом и крыльцо оборудованы датчиками движения, и, если какой-то объект попадает в зону их действия, зажигается свет. Родители Арианы установили их, чтобы отпугивать диких животных и преступников. А заодно и Коннора – ведь они считают, что он одновременно и то, и другое.

Мальчик достает телефон и набирает знакомый номер. Стоя в темноте на краю заднего двора, он слышит, как в ее спальне раздается звонок. Коннор немедленно обрывает вызов и, пригнувшись, прячется поглубже в тень, опасаясь, как бы родители не увидели его в окно. Да о чем же она думала? Нужно было переключить телефон в режим вибрации, таков был уговор.

Коннор обходит двор по широкой дуге, стараясь не пересекать воображаемую черту, за которой могут сработать датчики. Оказавшись почти напротив крыльца, он подходит ближе. Свет, естественно, зажигается, но на эту сторону дома, мальчик знает, выходят только окна спальни Арианы. Через несколько секунд она спускается и приоткрывает дверь – ровно настолько, чтобы видеть его, но недостаточно для того, чтобы выйти или войти.

– Привет, ты готова? – спрашивает Коннор, видя, конечно, что о готовности нет и речи: Ариана в халате, надетом поверх атласной пижамы. – Ты не забыла, надеюсь?

– Нет, не забыла…

– Тогда поторопись! Чем раньше мы выйдем, тем больше времени в запасе, пока они поймут, что нас нет.

– Коннор, – говорит Ариана, – понимаешь, такое дело…

И правда открывается для него сразу же: по тому, как трудно ей произнести его имя, по незаметному «прости», которое раздается в воздухе, словно эхо. Ей и не нужно ничего говорить, потому что он все знает, но Коннор все равно позволяет ей выговорить эти слова. Он видит, как ей трудно говорить, но он хочет, чтобы так оно и было. Он хочет, чтобы это было самым трудным, что она делала в своей жизни.

– Коннор, я правда хочу пойти с тобой, честно… но время такое неподходящее. Сестра выходит замуж и хочет, чтобы я была свидетельницей на свадьбе. Потом школа еще…