Нил Шустерман - Разобранные [litres]

У полицейского, допрашивающего Роланда, немного косят глаза, а из подмышек пахнет кислятиной, и даже дезодорант не в состоянии перебить неприятный запах. Произвести на него впечатление так же нелегко, как и на напарника, приглядывающего за Рисой и Коннором в соседней комнате, а у Роланда, в отличие от Коннора, не хватает ума, чтобы одержать над полицейским победу в словесной схватке. Впрочем, это даже хорошо, потому что Роланду дразнить инспектора и не требуется.

План начал формироваться в голове у Роланда спустя какое-то время после того, как Коннор выпустил его из клети. Он бы охотно оторвал сопернику руки и ноги, но Коннор привел с собой троих ребят, силой и ростом не уступавших Роланду, и от этой мысли пришлось отказаться. Кстати, три верзилы, явившиеся с Коннором, до бунта входили в число его соратников. Он был поражен, обнаружив, что они предали его, и сразу понял, что на Кладбище произошли драматические события, в результате которых все переменилось самым кардинальным образом.

Коннор рассказал ему о погроме и убийстве Тесака. Он нехотя извинился перед Роландом за то, что обвинил его в убийстве Золотой молодежи, но Роланд принимать извинения отказался. Если бы он не просидел в клетке на протяжении всего восстания, оно было бы организовано куда лучше и принесло бы существенные плоды. Если бы во главе его стоял Роланд, оно бы переросло из погрома в настоящую революцию. Когда они вернулись к месту событий, обнаружилось, что вожаком все считают Коннора и задают вопросы именно ему. Он отдавал приказы, и все его слушались. Даже лучшие друзья Роланда опускали глаза, чтобы не встречаться с ним взглядом, и он инстинктивно почувствовал, что лишился всяческой поддержки. В самый драматический момент его на месте не было, и это делало его аутсайдером. Надежды вернуть былое влияние не было никакой, и Роланд решил, что самое время разрабатывать новый план действий.

Он согласился сесть за штурвал вертолета, чтобы спасти жизнь Адмирала, не потому, что хотел видеть его живым. Роланд решил, что после этого полета перед ним откроются новые возможности…

– Ответь мне, – спрашивает его инспектор, – зачем ты решил сдать нам тех двоих, понимая, что тем самым подставишь и себя?

– За информацию о беглеце полагается вознаграждение в пятьсот долларов, верно?

– Да, – подтверждает полицейский, ухмыляясь. – Итого, если добавить тебя, полторы тысячи долларов.

Роланд спокойно смотрит инспектору прямо в глаза. В его взгляде нет ни страха, ни стыда. Вместо того чтобы признать роковую ошибку, он с невозмутимым видом начинает излагать свои условия.

– А что, если я расскажу вам, где прячутся более четырехсот беглецов? Что, если я помогу вам провести операцию и забрать всех сразу? Чем бы вы готовы были поступиться в таком случае?

Полицейский, услышав это, садится прямо и слушает Роланда.

– Ладно, – говорит он, – ты меня заинтересовал.

Он сумел продержаться дольше, чем кто-либо ожидал. Это единственное утешение, за которое Коннору удается уцепиться, когда инспектор и два вооруженных охранника под конвоем ведут их с Рисой в комнату, где допрашивают Роланда.

По самодовольной ухмылке, играющей на губах верзилы, Коннор догадывается, что вместо допроса в кабинете происходили переговоры по поводу какой-то выгодной сделки.

– Присаживайтесь, прошу вас, – предлагает инспектор, сидящий на краю стола возле Роланда. Здоровяк отводит глаза, будто их в кабинете нет. Он откидывается на спинку стула, как человек, чувствующий себя хозяином положения. Роланд даже руки на груди складывает, по крайней мере, насколько это позволяют наручники.

Полицейский, допрашивавший Роланда, не желая попусту тратить время, сразу переходит к делу:

– Вашему другу было что сказать мне. Он внес достаточно интересное предложение. Суть сделки заключается в том, чтобы обменять его свободу на жизнь четырех сотен беглецов. Он был настолько любезен, что объяснил в деталях, где они прячутся.

Коннор предполагал, что их с Рисой сдал именно Роланд, но то, что он может вот так запросто предать всех, ему и голову не приходило. Даже для такого негодяя это какой-то новый уровень мерзости.

Роланд продолжает упорно игнорировать их, но ухмылка на его самодовольной физиономии после слов полицейского становится еще шире.

– Четыреста человек, да? – спрашивает второй инспектор.

– Да он лжет, – говорит Риса с безупречной показной небрежностью, стараясь, чтобы слова прозвучали как можно убедительней. – Он вас надуть пытается. Нас только трое.

– Да нет, – возражает полицейский, сидящий на столе, – он не лжет. Единственное, что меня удивляет, так это то, что их там всего четыре сотни. По нашим подсчетам, должно быть шестьсот человек, но, очевидно, за счет тех, кому исполняется восемнадцать, происходит убыль.

Роланд вскидывает глаза и недоверчиво смотрит на инспектора.

– Что? – спрашивает он.

– Извини, если расстроил, но мы знаем все об Адмирале и Кладбище, – отвечает полицейский. – Узнали об этом еще год назад.

Его коллега хихикает, видя, как расстроился Роланд.

– Но… но… – бормочет верзила.

– Почему мы их не взяли? – интересуется инспектор, предвосхищая его вопрос. – А ты посмотри на это дело с другой стороны. Адмирал, он как большой бродячий кот: никто его не любит, но и смерти ему не желает, потому что он ловит крыс. Видишь ли, когда на улицах полно беглецов, у нас много проблем. Адмирал же их с улиц убирает и держит в своем маленьком гетто в пустыне. Он об этом не догадывается, но в каком-то смысле оказывает нам большую услугу. Избавляет нас от крыс.

– Да, конечно, – говорит напарник, – если старик умрет, нам, возможно, придется провести там зачистку, но…

– Нет! – возражает Риса. – Там может появиться новый лидер!

Полицейский пожимает плечами, показывая, что ему все равно.

– Главное, чтобы крыс ловил, – говорит он.

Потрясенный Роланд тупо смотрит в стену, пытаясь понять, в каком пункте своего чудесного плана он просчитался, а Коннор испытывает некоторое облегчение. В душе он испытывает даже какую-то смутную надежду.

– Так что, вы можете отослать нас обратно? – спрашивает он у полицейского.

Тот берет со стола папку и начинает перелистывать страницы.

– Боюсь, на это я пойти не могу. Одно дело – смотреть на все сквозь пальцы, другое – выпустить опасного преступника.

– Коннор Лэсситер, – читает он. – Должен был оказаться в заготовительном лагере двадцать первого ноября, но ушел в самоволку. Твои действия спровоцировали аварию, в которой погиб водитель автобуса, десятки людей получили травмы, а федеральное шоссе было перекрыто в течение нескольких часов. Мало того, ты еще и заложника взял, а потом выстрелил в полицейского из его собственного пистолета.