Нил Шустерман - Разобранные [litres]

На горизонте появляется электромобиль. За ним тянется шлейф красноватой пыли, похожий на хвост кометы. Он приближается, и разговоры в толпе беглецов постепенно стихают. Электромобиль останавливается, и водитель, мужчина с лицом, покрытым шрамами, выходит наружу. В течение пары секунд он вполголоса говорит о чем-то с Хайденом, а затем обращается к толпе с речью.

Только в этот момент мальчик понимает, что перед ним не мужчина, а еще один подросток, на пару лет старше его самого, не более. Возможно, дело в шрамах, из-за них он выглядит старше – а может, дело в том, как он себя держит.

– Позвольте мне приветствовать вас на Кладбище, – говорит он. – Мое официальное имя – Элвис Роберт Муллард… Но все зовут меня Коннором, – добавляет он, улыбаясь.

Адмирал так и не вернулся на Кладбище, здоровье не позволило ему это сделать. Теперь он живет на семейном ранчо в Техасе, на попечении жены, с которой он расстался много лет назад. Хотя он слаб и не может даже гулять по окрестностям, изменился он крайне мало. «Врачи говорят, что мое сердце живо процентов на двадцать пять, – рассказывает он всем желающим. – Но мне этого достаточно».

Перспектива предстоящего праздника в честь Харлана помогает Адмиралу сохранять волю к жизни больше других причин. Теперь точно можно сказать, что жуткие истории о Хэмфри Данфи в известной степени правдивы. По крайней мере, все его части найдены, а их обладатели собраны в одном месте. Однако хирургических операций по удалению частей из тел их нынешних владельцев не планируется. Мистер и миссис Данфи смогли вернуть себе сына, не причинив никому ни малейшего вреда.

Выйдя в сад, Адмирал с женой чувствуют, что их сын здесь. Его голос складывается из сотен голосов гостей, собравшихся на праздник. Они болтают и разговаривают. Среди них есть мужчины и женщины разных возрастов, мальчики и девочки.

К одежде каждого прикреплен бейджик, но на нем нет имени и фамилии. Сегодня персональная информация не имеет значения. «ПРАВАЯ РУКА» – гласит бейджик на лацкане пиджака одного молодого человека. Ему едва ли больше двадцати пяти.

– Вы позволите? – спрашивает Адмирал. Молодой человек протягивает ему руку. Адмирал внимательно осматривает ее и находит шрам между большим и указательным пальцами.

– Я брал Харлана с собой на рыбалку, когда ему было девять, – сообщает он. – Он заработал этот шрам, пытаясь выпотрошить форель.

Неожиданно позади них раздается чей-то голос. Это тоже мужчина, немногим старше первого.

– Я помню! – говорит он.

Адмирал улыбается. Очевидно, воспоминания, так же, как и части, распределены между разными людьми, но сейчас они все здесь – все до одного.

Мальчика, упорно желающего называться Гундосом, он находит в углу сада. Он проводит время в одиночестве. В последнее время Гундос стал заметно реже чихать, так как благодаря усилиям супруги Адмирала ему наконец подобрали подходящий курс лечения и астма стала отступать.

– Что ты здесь делаешь? – спрашивает его Адмирал. – Почему бы тебе не присоединиться к другим гостям?

– Я никого не знаю.

– Нет, знаешь, просто сам этого не осознаешь, – говорит Адмирал, ведя Гундоса к остальным.

В то же самое время на Кладбище Коннор продолжает приветственную речь, обращенную к вновь прибывшим, собравшимся под крылом лайнера, доставившего их в Аризону. Говоря, Коннор продолжает удивляться тому, что его слушают, причем слушают уважительно. К этому трудно привыкнуть.

– Все вы здесь, потому что вас хотели отдать на разборку, а вы смогли убежать и, благодаря усилиям множества людей, нашли дорогу сюда. Это место будет вашим домом до тех пор, пока каждому из вас не исполнится семнадцать и вы станете совершеннолетними. Это хорошая новость. Плохая новость заключается в том, что им известно о нас все. Они знают, где мы и что делаем. Они позволяют нам оставаться здесь, потому что не видят в нас угрозы.

Сказав это, Коннор улыбается.

– Но мы это изменим, – добавляет он после паузы.

Произнося речь, Коннор смотрит в глаза всем по очереди, стараясь запомнить лицо каждого вновь прибывшего. Ему хочется, чтобы никто не чувствовал себя частью серой массы. Чтобы был уникальным, важным человеком.

– Кому-то из вас здорово досталось от жизни, и вы хотите лишь спокойно дожить до совершеннолетия. Я не виню вас, – продолжает Коннор. – Но мне также известно, что некоторые из вас готовы пойти на любой риск, лишь бы покончить с порочной практикой разборки, укоренившейся в обществе, раз и навсегда.

– Да! – кричит кто-то в заднем ряду и, подняв в воздух сжатый кулак, начинает скандировать: – «Хэппи Джек»! «Хэппи Джек»!

К нему присоединяются другие, и шум продолжается до тех пор, пока всем не приходит в голову, что Коннор, возможно, говорит о чем-то другом. Стихийная демонстрация немедленно прекращается.

– Мы не будем взрывать Лавки, – сообщает им Коннор. – Мы не должны лить воду на их мельницу, предоставляя обществу доказательства того, что мы всего лишь банда обезумевших подростков, которых и вправду лучше отдать на разборку. Будем учиться думать и лишь потом переходить к действиям – и тогда им придется туго. Мы внедрим своих людей в каждый заготовительный лагерь и объединим всех наших товарищей по всей стране. Будем освобождать ребят, которых везут туда в автобусах, еще до прибытия в лагерь. У нас есть свой голос, и мы заставим всех к нему прислушаться.

Толпа разражается одобрительными криками, и на этот раз Коннор не препятствует выражению чувств. Жизнь потрепала этих ребят, но здесь, на Кладбище, они уже начинают заряжаться новой энергией, питающей волю к победе. Коннор помнит, как это было с ним. Он чувствовал то же самое, когда прибыл сюда.

– Я не знаю, что происходит с сознанием, когда кто-то из нас попадает на разборку, – говорит он. – Я даже не знаю, когда оно появляется в человеке, это сознание. Но одно я знаю точно.

Он делает паузу, чтобы убедиться в том, что все его слушают.

– Мы имеем право распоряжаться нашими жизнями!

Приветственный гул достигает апогея. Толпа ликует.

– Мы имеем право самостоятельно решать, как поступать со своим телом!

Крики становятся еще громче.

– Мы заслужили право жить в мире, где и то, и другое возможно, и наша задача создать этот мир для всех.

Радостное возбуждение тем временем растет и на ранчо Данфи. Гул разговоров в саду превращается в сдержанный рев по мере того, как в них вступают все новые и новые участники. Гундос делится своими ощущениями с девушкой, которой, как и ему, досталось легкое Харлана. Какая-то женщина говорит о фильме, которого не видела, с мужчиной, помнящим друзей, с которыми ходил в кинотеатр Харлан, а не он сам.